— Кто вы такой? И откуда взялись?

Южный акцент. Слова будто перекатываются в горле. Я протянул ему рекомендательное письмо. Пока он читал, я рассматривал его. Широкоплечий, в сизом костюме, походившем на адмиральский мундир. Смуглая лысая голова такая прочная, что выглядит почти угрожающе, глаза под прямыми сросшимися бровями черные, блестящие, как Маслины. Прочитав письмо, он оперся о стол волосатыми руками:

— Вы хотите видеть Агостину Джедду? Зачем?

— Во Франции я занимаюсь расследованием, которое, возможно, связано с этим делом.

— Агостина Джедда…

Он несколько раз повторил это имя, словно оно напомнило ему о еще одной катастрофе, потрясшей город. И снова принялся рассматривать меня исподлобья.

— У вас есть хоть какое-нибудь разрешение проводить расследование на Сицилии?

— Кроме этого письма, ничего.

— И это так срочно?

— Срочнее не бывает.

Он провел рукой по лицу и вздохнул:

— Кажется, вы не в курсе, но Этна, как раз сейчас, пердит нам прямо в рожу.

— Я не мог предвидеть этих… внешних обстоятельств.

Позади меня открылась дверь. Квестор нетерпеливо махнул рукой. Дверь тут же захлопнулась.

— Агостина Джедда… — Его сумрачный взгляд не отрывался от письма. — Следственное дело находится в Палермо. Следствие проводится там же.

— Мне всего лишь надо с ней встретиться.

— Не нравится мне эта история…

— Да, случай не из приятных.

Он покачал лысой головой:

— Есть во всем этом какая-то тайна. Что-то неразгаданное.

— Так могу я с ней встретиться: да или нет?

Квестор не ответил, он все еще не мог оторвать глаз от моего письма. Казалось, за эти несколько секунд он снова погрузился в дело Джедды. И похоже, ему все это пришлось не по душе. Наконец, он поднял брови и взял ручку:

— Я подумаю, что можно для вас сделать.

— Вы считаете, что у меня есть шанс встретиться с ней… поскорее?

Он нацарапал несколько слов на полях письма.

— Я знаком с начальницей тюрьмы «Маласпина». Но могут вмешаться адвокаты Агостины.

— Их много?

Он мрачно посмотрел на меня, в его взгляде я прочитал снисходительность:

— Кажется, вы знаете дело даже лучше меня.

— Я только что приехал в Катанию.

— Эту женщину защищают лучшие адвокаты Ватикана.

— Но с чего это Папская курия защищает убийцу?

Он снова вздохнул и положил письмо справа от себя, чтобы было под рукой. У меня за спиной опять открылась дверь. На этот раз квестор встал:

— Хорошенько изучите дело перед тем, как встречаться с этим чудом.

Он быстрым шагом пересек комнату. На пороге ждали офицеры. Прежде чем уйти, он бросил мне через плечо:

— Оставьте ваши координаты. Я позвоню вам сегодня. Самое позднее — завтра утром.

Облака рассеялись. На синем небе черная зона извержения выделялась особенно четко. Я пошел выпить кофе неподалеку от оперативного штаба карабинеров. По правде сказать, я и сам не знал, что думать об обещании квестора. Есть одна истина: чем ближе к югу, тем легче нарушаются обещания и тем реже держат слово: можно подумать, что две эти ценности тают на солнце.

Я позвонил в телефонную справочную, чтобы узнать адрес главной сицилийской газеты «Ора». Затем сел в машину и проехался по залитому солнцем городу. Осень в полном разгаре. Здесь она была ослепительна, словно покрыта солнечной пыльцой. Эта пыльца над сумрачным городом напоминала глазурь на шоколадном пирожном. Катания — черно-белый город, где лава и солнце не только сталкиваются и противостоят друг другу, но еще и перекликаются бесконечными отблесками и раскаленными брызгами.

Уличное движение все еще было затруднено. Заграждения перекрывали проезд на север; уборочные машины, сметая пепел с шоссе, тащились с черепашьей скоростью. В пробках разыгрывались сценки, достойные традиционной комедии дель арте. Из машин по пояс высовывались водители и осыпали бранью карабинеров, а те в ответ отдавали им честь.

Я нашел редакцию газеты «Ора» на улице Санта-Мария-де-ла-Салетте. Здание больше смахивало на сенат или дворец правосудия, чем на современное издательство. По местному обычаю припарковался где придется и вошел в высокие двери. Архив находился в подвальном помещении. Направляясь к лифтам, я то и дело сталкивался со стайками журналистов, в спешке покидавших редакцию.

В подвальном этаже, напротив, царил покой. Стены застекленного зала были заставлены металлическими каталожными ящиками, битком набитыми крафтовскими конвертами. В центре была стойка с подсвеченными экранами и компьютерами. В этом темном зале я вновь окунулся в ту атмосферу, которую так часто смаковал в архивах, куда меня приводили расследования или изыскания, касавшиеся гуманитарных миссий. Все то же ощущение подвала и пыли, дремлющих тайн, в которых едва билось сердце рубрики происшествий. Секреты человеческой души…