— Мои охотники уже избавились от своей слепоты, — сказал Мирейн.

Сареван поднял сжатые кулаки и резко опустил их. — Черт возьми, отец! Разве я все еще ребенок? Разве я не способен самостоятельно подняться, если споткнусь? Как долго ты еще намерен жить за меня?

После долгой паузы Мирейн наконец заколебался. Его лицо напряглось, словно от боли.

— Я позволяю тебе действовать по собственному усмотрению, хотя и считаю это безумием или глупостью. — Ну конечно, ты только и делаешь, что позволяешь. Мирейн стиснул его руку, почти умоляя. Сареван отступил назад и высвободился. — Даже эта война, даже она началась из-за меня. Тебе никогда не приходило в голову, что я хочу сам чего-нибудь добиться?

— Ты получишь все это, когда меня не станет. — Когда тебя не станет! — усмехнулся Сареван. — Все подписано и запечатано твоей собственной рукой. Дар, и бремя, и проклятие, и ничего из этого не добыто мной. Неужели я так мало для тебя значу? Ты хоть немного думаешь обо мне? — Я думаю о целом мире для тебя.

Сареван дрожал. Его глаза были открыты, он безусловно бодрствовал, и тем не менее перед его глазами разверзалась пучина его снов. Мертвая Элиан Калириен на останках мира, и обезумевший Солнцерожденный рядом с ней.

— Вайян, — позвал его отец, возможно, уже не в первый раз. — Вайян, прости меня.

Мирейн Ан-Ш’Эндор просит прощения? — Ты такой же, как я, и даже больше, — сказал он глухим от боли голосом. — И я до безумия люблю тебя. Я никогда не хотел держать тебя в клетке. Я только хотел, чтобы ты находился в безопасности и чтобы стал императором, которым ты и рожден быть.

— Императором чего? — вскричал Сареван из самых глубин своего мрака. — Императором пепла, пыли и развалин?

— Императором всего, что объединяется Аварьяном. Я был рожден для войны, для покорения империй. Мир истощает мои силы. Но ты… ты сможешь править там, где я одержу победу. Ты обладаешь силой воли, которой у меня нет, чтобы сохранять мир во владениях, подаренных тебе войной. Разве ты не понимаешь этого, Вайян? Ты не просто мой сын и наследник. Ты продолжение меня. Ты — такое же, как и я, орудие бога.

— Меч ранит, — сказал Сареван. — Иногда он ранит так глубоко, что излечение невозможно. — К тебе это не относится.

Взгляд Саревана немного прояснился. Он увидел совсем близко живое лицо своего отца — светлый лик с сияющими глазами, в которых стояли слезы. Удар оказался сильнее и глубже, чем думал Сареван.

«Нет, — предупредил он себя. — Нельзя смягчаться. Этот человек, который теперь горюет, чувствуя боль своего сына, остается королем и завоевателем. По его собственному признанию, он был рожден и создан для кровопролития».

— Я больше не буду преследовать тебя, — сказал Мирейн. — На севере ты будешь абсолютно свободен. Ты станешь править от моего имени, но согласно собственной воле. — Даже если она будет противостоять твоей? Мирейн замер в напряжении.

— Если я заполучу север, — сказал Сареван, — и запрещу ему участвовать в твоей войне, что ты сделаешь? — А ты хочешь так поступить, Саревадин? «Да», хотел сказать Сареван, но не смог. Выразить открытое неповиновение отцу — это одно. Но отобрать у отца королевство, которое как никакое другое принадлежало ему…

— Я мог бы сделать это, — ответил он. — И сделаешь? Сареван вздрогнул.

— Нет, — сказал он медленно и хрипло. — Нет. Это может стать причиной войны, как и многое другое из того, что я натворил с тех пор, как не послушался тебя и отправился в Асаниан.

Мирейн пригладил уверенной рукой волосы Саревана, аккуратно распутывая пряди, поглаживая его холодные дрожащие плечи. Сареван напрягся, но не сделал попытки убежать.

— Отец, — наконец произнес он, — тебе так необходима эта война?

Отцовская рука по-прежнему гладила его по голове. — Ты знаешь, что у меня нет выбора. Император Асаниана не уступит словам или пожеланиям. Только война сможет разрешить наш спор.

— Если бы ты увидел то, что вижу я, это остановило бы тебя? — Я вижу, что мрак обманул тебя. Это еще одна западня, устроенная нашими врагами. Они знают, кто ты такой, и знают, что ты еще более опасен, чем я. Они долго и упорно готовились к тому, чтобы заманить тебя в ловушку и уничтожить, чтобы ты не стал тем, кого они больше всего боятся.

— Что такое есть во мне, чего не было бы у тебя, да еще втрое больше? — Ты будешь властелином мира.

— Я не хочу… — Сареван осекся. Рассудок подсказал ему, что это ложь. Он хотел этого всем своим существом; желание было столь сильно, что граничило с отрицанием самого себя. Но между его желанием и тем, чего желал его отец, было существенное различие. — Я не хочу, чтобы этот мир утонул в крови и огне.

— Может быть, в этом и не будет необходимости. Но может быть, — сказал Мирейн, не дав проснуться надежде, — это произойдет. Ты будешь править севером от моего имени? — А ты прекратишь ради меня войну? — Нет.