Византийская империя в начале XI в.

Само собой понятно, что сила Византии падала, но инерция, накопленная в минувшие полтораста лет, была столь значительна, что катастрофа отодвинулась до 1081 г. и оказалась неокончательной. В инерционной фазе этногенеза возможна регенерация, инициаторами которой в Византии стали провинциалы, не растратившие своей пассионарности вдали от соблазнов столицы. Постоянная война была менее губительна, чем утонченная роскошь.

Из краткого перечисления ничтожеств на престоле понятно, почему Византия уже в начале этой фазы стала терять уважение соседей, в первую очередь русских. В 1043 г. Ярослав Мудрый решил поискать других друзей и предложил Генриху III, королю Германии и императору Священной Римской империи (1039—1056), руку своей дочери, чем Генрих III не соблазнился. [555]

Тут-то бы следовало обидеться, потому что было высказано явное пренебрежение Русской державе. Тем не менее Ярослав, забыв, что он «мудрый», начал войну против Византии, ибо на константинопольском базаре в драке убили русского купца. Поход возглавил сын Ярослава — Владимир, потерпевший полное поражение: русский флот был сожжен греческим огнем, уцелевшие ладьи выброшены бурей на берег, где византийская конница заставила сдаться сухопутную армию. Пленники были ослеплены и возвратились домой калеками. Византия была еще слишком сильна для Руси.

Ярослав продолжал искать контакты в Европе. Тогда же, в 1043 г., он выдал свою сестру замуж за польского короля Болеслава, который за это освободил 800 пленных русов. Затем он выдал своих дочерей: Анастасию — за венгерского короля Андрея I, Елизавету — за норвежского короля Гаральда III Гардраду, Анну — за французского короля Генриха I, а сыновей женил: Изяслава — на польской королевне, Святослава — на немецкой графине и только Всеволода — на дочери Константина Мономаха. Перевес в брачной дипломатии был явно на стороне католической Европы.

Церковный разрыв Руси с Византией состоялся в 1051 г., когда Ярослав поставил митрополитом в Киеве русского священника Илариона, уже упоминавшегося выше автора «Слова о законе и благодати». В том же году монах Антоний основал Киево-Печерский монастырь, ставший впоследствии цитаделью русского православия, тогда как Греческая митрополия базировалась на церкви Св. Софии.

Европа в XI в.

Такое изменение княжеской политики не могло быть просто проявлением самодурства правителя. Очевидно, на Руси были антивизантийские настроения, настолько сильные, что они толкнули русских воинов в безнадежный морской поход на Константинополь. Греческий сановник и писатель Михаил Пселл, очевидец событий, считает причиной русского похода 1043 г. «старую вражду». «Это варварское племя, — пишет он, — все время кипит злобой и ненавистью к Ромейской державе и, непрерывно придумывая то одно, то другое, ищет предлога для войны с нами». [556]

Пселл не прав! Русский корпус варангов (варягов) сражался за православную веру и Византию в Сирии и в Италии с 988 по 1081 г. Симпатии к грекам на Руси были сильны, но в этот переломный год оформились и антипатии. Поэтому следует сделать вывод, что около 1043 г. впервые оформилось движение русского западничества, которое нет-нет да и вспыхивало раньше. Как уже было отмечено, первым русским западником был Святополк Окаянный. Но как только выяснилось, что его поддерживают поляки и связанные с ними евреи, а это обнаружилось в 1018 г., при его вторичном воцарении, русские воины, приведшие на престол в Киев Святополка, напали на живших в Киеве евреев и сожгли их дома. [557] Киевляне радикально изменили отношение к великому князю и убивали разведенных на постой поляков. Святополку пришлось бежать к печенегам, ибо воины и киевляне ему в поддержке отказали.

Отсюда со всей очевидностью вытекает, что далеко не все киевляне ненавидели греков и обожали католиков. Впоследствии мы встретимся с целой грекофильской партией, избравшей своим вождем зятя базилевса — Всеволода Ярославича, будущего переяславского князя.

Но кто же тогда составлял партию, враждебную грекам? Эта партия была влиятельна настолько, что смогла развязать войну из-за убийства в драке одного из своих членов, тогда как обычно в таких случаях было принято ограничиваться денежной компенсацией — вирой. Надо полагать, что греки предпочли бы отделаться уплатой виры хотя бы потому, что мобилизация армии и флота стоила дороже. Этот эпизод привлек к себе внимание А.А. Шахматова, [558] и Д.С. Лихачева [559] отметивших, что инициатива наступательных действий принадлежала не русичам, а варягам, которые и довели русское войско до поражения.

В числе варягов, спровоцировавших бессмысленную и безнадежную войну, назван Ингвар Путешественник. После поражения он покинул русов, выброшенных бурей на берег, и отправился в «Серкланд», [560] т. е. Серир на Кавказе, очевидно, решив, что там грабить легче. Около 1043 г. 3 тыс. варангов поднялись с моря по р. Риони и были разбиты грузинами — эриставом Липаритом и царем Багратом IV. [561] Там ли погиб Ингвар Путешественник или в другом месте — несущественно. Важно другое: с этого времени киевские князья перестали верить в непобедимость варягов и стали избегать конфликтов с греками.

Но были на Руси люди, не любившие ни греков, ни немцев. И было их немало. Но так как без друзей жить нельзя, то они обращали взоры на Восток, где тоже были христиане, и не только несториане. В Мерве в 1048 г. находилась резиденция православного митрополита, [562] которому подчинялись православные Средней Азии. Эта партия избрала своим знаменем Святослава Ярославича, впоследствии князя черниговского.

Великий раскол церквей 1054 г. изолировал русских западников от католических стран, ибо переход в латинство стал рассматриваться в Киеве как вероотступничество. Но Ярослав, его сын Изяслав и внук Святополк II, нуждаясь в деньгах, покровительствовали киевской колонии немецких евреев, осуществлявших связь киевских князей с католической Европой. Деньги, попадавшие в княжескую казну, евреи получали с местного населения, скорбевшего о том, что евреи «отняли все промыслы христиан и при Святополке имели великую свободу и власть, через что многие купцы и ремесленники разорили ся». [563] Тот же источник сообщает, что евреи «многих прельстили в их закон», [564] но как интерпретировать это сведение, неясно. Скорее всего это навет, но сам факт наличия религиозных споров и дискредитации православия подтверждается древним автором — Феодосием Печерским, который имел обыкновение спорить с евреями в частных беседах, «поелику желал быть убитым за исповедание Христа». [565] Что его надежды были небезосновательны, мы увидим позже, но его роль в поддержке Изяслава и уважение народа спасли Феодосия от мученического венца.