— Наверное, все-таки следует быть осторожнее. За каким чертом ты туда пошла?

— Не знаю. Берти сказал, что хочет сделать несколько снимков. А я решила посмотреть, что он будет снимать. Я просто пошла за ним, и вдруг по мне начали стрелять.

— Если бы вы не связались по рации, до сих пор были бы там, дорогая леди, — с уважением заметил лейтенант. — Вы неплохо соображаете и, вероятно, спасли жизнь тем трем парням.

Пакстон взглянула на Тони, она все еще продолжала злиться.

— А вот сержант считает, что я пыталась их угробить.

Лейтенант только улыбнулся. Кампобелло был лучшим из его людей, хотя и чересчур горячим.

— Этого я не говорил, — пробормотал тот. — Я только сказал, что ее саму чуть не угробили.

А ведь он когда-то обвинял Пакстон в том, что Билл погиб из-за нее… Но то другая история.

— Вот это ближе к истине, — ответил Ральф.

Пока Тони и Пакстон, продолжая свирепо посматривать друг на друга, садились в джип, Ральф стал договариваться с лейтенантом, как бы доставить тело Берти в Сайгон. Этого трудягу все любили, и его гибель была настоящей потерей. Еще одного человека не стало. Еще одна смерть. Как можно пережить такое!

— Я бы хотела поблагодарить радиста на базе, — тихо сказала Пакстон, когда они собрались уезжать.

Лейтенант представил ей радиста. Подавая ему руку, Пакстон расплакалась.

— Я просто хотела вас поблагодарить. — Она не знала, что сказать еще. Ведь этот человек спас ей жизнь — тем, как спокойно, по-деловому, невозмутимо вел переговоры.

— Ну что вы, Дельта-Дельта, — сказал он, растягивая слова. Он явно был с Юга, но Пакстон не спросила, откуда именно. — Худо, что вы попали в такую кашу.

— Но вы мне помогли оттуда выбраться. Это самое главное.

Выяснилось, что все спасенные парни выжили. Только Берти погиб Ральф был очень подавлен, и почти всю дорогу в Сайгон они молчали.

Тони они больше не видели, но Ральф все еще на него сердился. В результате он вылил свое раздражение на Пакстон, накричав на нее. Это был трудный день для всех — еще один ужасный день войны, а он даже не смог составить репортаж, за которым, собственно, и ехал. Ральф решил, что приедет снова в другой раз, но сейчас нужно было возвращаться, чтобы сообщить о случившемся в «Ассошиэйтед Пресс» и сделать все необходимое для отправки Берти.

— Что с тобой, хотелось бы знать! Стоит вам сойтись вместе, вы начинаете орать как ненормальные! — Он сердился на Пакстон, по крайней мере так могло показаться. На самом деле он страшно перенервничал из-за нее, и теперь, когда все закончилось и она осталась жива, перенес свое напряжение на нее же.

— Он обвинил меня в том, что я по собственной неосторожности чуть не подставила этих парней под удар.

— Ты подставила под удар себя, что гораздо хуже. Ты здесь для чего? Чтобы писать о войне, а не для того, чтобы лезть под пули, пытаясь кому-то что-то доказать. А этот — так и вообще псих какой-то.

— Это точно, — язвительно подтвердила Пакстон.

С головы до ног она была в грязи, перемешанной с кровью радиста. Это напомнило ей о других поездках и о том, зачем она все-таки вернулась в Сайгон. Не потому, что любила все это. А потому, что в этом ее долг; Но долг, перед кем? Перед собой?

Перед своей страной? Перед газетой? А может быть, перед Ральфом? Питером? Биллом? Непростой вопрос. По пути в Сайгон они молчали. День был тяжелым для всех. В том числе и для Тони, который долго ходил, сердясь на себя и пытаясь понять, что же он на самом деле чувствует по отношению к Пакстон.

Когда на следующий день Ральф встретил Пакстон в офисе «Ассошиэйтед Пресс», он все еще немного сердился, но она пригласила его пообедать вместе, и после пары выпитых стаканов он смягчился.

— Ну ты, девчонка, задала нам жару. Когда ты лежала там вместе с этими парнями, я думал, ты тоже ранена. Ты хоть понимаешь, что следующей подстрелили бы тебя? Я просто видел, как это будет.

— Я тоже, — призналась Пакстон, отпивая кофе суа. Это был крепчайший кофе со сгущенным молоком из банки. Год назад он показался ей отвратительным, теперь же нравился.

— Ты боялась? — спросил он, понизив голос.

Она в ответ улыбнулась:

— Потом — да. А там на месте… даже не знаю. Я испугалась, когда подумала, что меня могут, не убить, а взять в плен.

Вот это действительно страшно.

Такое уже случалось. Журналистов брали в плен, но обычно быстро освобождали. Вьетнамцы с севера делали это из пропагандистских целей, надеясь, что о них напишут, но всегда оставалась вероятность, что в следующий раз они окажутся менее дружелюбными. Истории о пытках и избиениях во вьетнамском плену стали расхожими.