— Камарис не позволит торопить себя. Если он и раскроет свои секреты, то это будет только тогда, когда ему самому захочется, это ясно. Мы все уже говорили с ним. — Она засунула руки в карманы своей тяжелой куртки. — И все-таки я не могу сдержать любопытства. Ты уверена?

— Нет, — задумчиво сказала Адиту, — не уверена. Но странная вещь, которую рассказал Джирики, уже давно не дает мне покоя. Оба мы — и он, и я — думали, что Сеоман — первый смертный, побывавший в Джао э-Тинукай. И конечно, так же думали мои отец и мать. Но Джирики сказал мне, что Амерасу, при встрече с Сеоманом, говорила, что он был не первым. Я много думала об этом. Первая Праматерь знала историю Рожденных в Саду лучше, чем кто бы то ни было — может быть даже лучше, чем серебряноликая Утук'ку, много размышлявшая над прошлым, но не сделавшая эти размышления настоящим искусством, как Амерасу.

— Но я все еще не понимаю, почему ты думаешь, что Камарис мог быть первым.

— Вначале это было только ощущение, — Адиту повернулась и побрела вниз по берегу, к тихо поющей реке, — что-то в том, как он смотрел на меня еще до того, как разум вернулся к нему. Я несколько раз ловила его взгляд, когда он не думал, что я на него смотрю. Потом, снова обретя разум, он продолжал наблюдать за мной — не исподтишка, а так, словно вспоминал что-то болезненное.

— Это могло значить все, что угодно — может быть, ты показалась ему похожей на кого-нибудь, кого он знал, — нахмурилась Джулой. — А может быть ему просто было стыдно за то, как его друг, король Джон, преследовал ваш народ.

— Джон преследовал зидайя в основном до того, как Камарис появился при дворе, судя по тому, что мне говорил архивариус Стренгьярд, — ответила Адиту. — Не смотри на меня так, — засмеялась она. — Я интересуюсь многими вещами, а мы. Дети Рассвета, никогда не боялись учиться или задавать вопросы — хотя оба эти слова у нас не употребляются.

— И все-таки могла быть масса причин, по которым он мог бы смотреть на тебя. Ты не такое уж обычное зрелище, Адиту но-Са'Онсерей, во всяком случае для смертного.

— Верно. Но тут нечто большее. Как-то ночью, до того, как к нему вернулся разум, я гуляла возле Обсерватории, как вы ее называете — и увидела, что он медленно идет мне навстречу. Я кивнула, но он казался погруженным в свой призрачный мир. Я пела песню — очень старую песню о Джина-Т'сеней, любимую песню Амерасу, — и, проходя мимо Камариса, заметила, что его губы двигаются. — Она остановилась и присела на корточки на берету. Даже в темноте ее глаза сверкали, как янтарные угли. — Он беззвучно шептал слова той же песни.

— Ты уверена?

— Так же, как и в том, что деревья в роще живы и снова зацветут однажды. Я чувствую это кровью и сердцем. Песня Амерасу была знакома ему. И хотя лицо его было таким же отстраненным, как обычно, он молча пел вместе со мной песню, которую любила петь Первая Праматерь. Эта мелодия не из тех, что Поются в городах смертных и даже в древних священных рощах Эрнистира.

— Но что это может значить? — Джулой стояла над Адиту, вглядываясь в противоположный берег. Ветер медленно изменил направление. Теперь он дул как бы от лагеря, лежавшего на склоне горы. Обычно невозмутимая лесная женщина казалась слегка взволнованной. — Даже если Камарис каким-то образом знал Амерасу — что это может значить для нас?

— Я не знаю. Но учитывая, что рог Камариса некогда принадлежал нашему врагу и что сын Амерасу — некогда величайший из зидайя — тоже наш враг, я хотела бы знать. Правда и то, что меч этого рыцаря очень важен для нас. — Адиту едва заметно поджала губы, что для ситхи было признаком глубокого огорчения. — Если бы только Амерасу была жива и могла рассказать нам о своих подозрениях!

Джулой покачала головой.

— Мы слишком долго возимся с призраками. Хорошо, что же мы можем сделать?

— Я обращалась к нему. Он не хочет говорить со мной, хотя ведет себя вежливо. Когда я пытаюсь подвести его к интересующей меня теме, он притворяется, что не понимает, или просто ссылается на какие-то другие дела и уходит. — Адиту поднялась с прибрежной травы. — Может быть принц Джошуа разговорит его? Или Изгримнур, который больше всех подходит на роль друга Камариса? Ты знаешь их обоих, Джулой. Они с подозрением относятся ко мне, за что я не могу винить их — много поколений смертных сменилось, прежде чем мы уговорили судходайя быть нашими союзниками. Может быть по твоему настоянию один из них уговорит Камариса рассказать нам, был ли он в Джао э-Тинукай и что это может значить для нас?

— Я попробую, — обещала Джулой. — Немного позже я увижу их обоих. Но даже если они убедят Камариса, я не уверена, что он сможет рассказать что-нибудь ценное, — она провела грубыми пальцами по волосам. — Во всяком случае за последнее время мы выяснили исключительно мало того, что могло бы быть нам полезно. — Она подняла глаза. — Адиту! Что случилось?

Ситхи напряглась и стояла, совершенно нечеловеческим образом наклонив голову на бок.

— Адиту! — снова сказала Джулой. — На нас напали?