— Обещайте, что останетесь дома и ничего не предпримете, если я вам кое-что расскажу.

— Торжественно обещаю.

Он взялся за ручку двери.

— Антоний Дрез был женщиной!

И, не дав Лесли оправиться от изумления, Колдуэлл захлопнул за собой дверь.

Дрез был женщиной! Невероятно… Невозможно! Лесли устало поднялась по лестнице. Дрез — женщина! Вдруг она вспомнила истерический смех леди Райтем. Значит, она знала об этом!

Лесли оперлась о перила лестницы. Безбородое лицо Дреза всплыло в ее памяти.

Значит, все ее теории рушились?

Приходилось начинать все сначала. Войдя в столовую, Лесли нашла Лукрецию, уснувшую у камина. Лукреция была уверена, что только ее заботы спасали Лесли от всех возможных несчастий.

Шаги Лесли разбудили ее.

— Это вы, мисс? Который час?

— Теперь три часа и чудное утро. Почему вы не ушли спать, бедная, невыспавшаяся курица?

— Я не курица, — запротестовала Лукреция. — Три часа — это очень поздно. Что-нибудь случилось?

Лесли тяжело опустилась на стул.

— Случилось очень многое. Произошло убийство, — устало произнесла она.

— Господи! — воскликнула Лукреция. И кто же убийца?

— Было бы хорошо, если бы я знала это! Приготовьте мне ванну, Лукреция, и дайте немного теплого молока. Потом ступайте спать и не будите меня завтра раньше десяти часов.

— Лондон — настоящий современный Вавилон! И что же этому бедняге перерезали глотку? — не унималась Лукреция.

— Сожалею, что приходится разочаровать вас, дорогая, — отозвалась мисс Моген, — но и без того все достаточно жутко.

На следующее утро Лесли проснулась, услышав голоса за дверью.

— Я подожду, — произнес женский голос, — не будите мисс Моген.

То был голос леди Райтем. Лесли вскочила, накинула халат и, поправив перед зеркалом волосы, вышла в столовую.

Леди Райтем стояла посреди комнаты. В камине ярко пылали угли. Лесли любила эту комнату, утром она казалась особенно уютной.

— Простите, что я так рано пришла, — сказала леди Райтем.

Джен казалась внешне спокойной. Лишь темные круги под глазами говорили о недавно пережитом потрясении.

— Садитесь, пожалуйста. Вы уже завтракали? — осведомилась Лесли.

— О, не беспокойтесь, пожалуйста…

Взгляд Джен Райтем выражал сдержанное восхищение. Она никогда раньше не видела Лесли Моген днем. Даже в хмуром утреннем свете девушка выглядела великолепно.

— Спасибо, я есть не хочу, — сказала леди Райтем, — но охотно выпью чашку кофе.

Лесли многозначительно взглянула в сторону двери, и Лукреция неохотно вышла.

— Представьте себе, я уснула, — сообщила Джен. — Я думала, что не сумею уснуть… В газетах еще ничего не писали об убийстве?

— Это будет в вечерних газетах. Я все знаю о Дрез.

— Вы все знаете о… ней?

— Каким было ее настоящее имя?

— Не знаю. Для меня она была Дрезом.

— Знал ваш супруг о том…

— О том, что она была женщиной? Нет. Бедный Райтем! С ним, наверное, случился бы припадок. Он, в сущности, никогда ничего не замечает…

Барон Райтем женился, когда ему было уже за пятьдесят. Он был старым холостяком, привыкшим к свободной жизни. Целый год он был идеальным мужем. Семейная жизнь была ему в новинку. Но уже через год эта новая жизнь приелась ему, и он всю свою энергию посвятил комиссиям и заседаниям в обществах, членом которых состоял, и с головой ушел в изучение балансов. Джен Райтем была предоставлена самой себе.

— Мой муж редко бывает в Лондоне. Обычно — лишь пару месяцев в году, — задумчиво произнесла Джен, глядя в огонь.

Лесли искусно изменила грустную тему разговора. Она в свое время слышала о том, что барон Райтем после женитьбы продолжал поддерживать одну или несколько старых связей. Джен рассмешило это обстоятельство: человек, с такой легкостью освобождавший себя от жены, никак не мог освободиться от любовниц…

— Ваше имя — Лесли, не так ли? — смущенно спросила Джен. — Вы позволите называть вас так? Вы совсем не так страшны, как мне вначале казалось. Я… я полюбила вас. Если вы достаточно расположены ко мне, я просила бы вас называть меня просто Джен.

Лесли улыбнулась.

— Я тоже хочу извиниться перед вами.

Леди Райтем тотчас же поняла, о чем идет речь.

— Ах, из-за Дреза? Было бы ужасно предположить… Конечно, самое гадкое заключалось в том, что я знала: Дрез — женщина. Я чувствовала себя униженной и больной, когда думала об этом. Трудно говорить о таких вещах… Перед уходом Дрез кинула мне в лицо пару слов, от которых кровь застыла в жилах! И я не успокоюсь до тех пор, пока не узнаю, правда ли то, чем она так нахально хвасталась!