Он замолчал в смущении.

Все это, право же, начинало походить на какой-то бредовый сон.

– Но почему вы все время называете ее "мисс Тенгер"? спросил я.
– Кто-кто, а Джин прекрасно знает, что она уже два с лишним года миссис Питер Радл.

– Господи, - сказала Джин.
– Ничего не поймешь! Но я бы в жизни не подумала, что ты женишься на этой особе.

Мне то и дело приходилось напоминать себе, что у нее, видно, не все дома - так естественно это у нее получалось.

– Неужели?
– холодно спросил я.
– А на ком же, потвоему, мне следовало жениться?

– На мне, разумеется, - ответила Джин.

– Послушайте, - начал в отчаянии ее спутник, но я решительно прервал его.

– Ты же сама отрезала к этому все пути, когда стала крутить с Фредди Толлбоем, - напомнил я ей почему-то вдруг с горечью; видно, старая рана еще не зарубцевалась.

– С Фредди Толлбоем?
– переспросила она.
– А кто это такой?

Тут мое терпение лопнуло.

– Вот что, миссис Толлбой, - сказал я, - не знаю, зачем вы затеяли этот розыгрыш, знаю одно - с меня хватит.

– Но я не миссис Толлбой, - сказала она.
– Я миссис Питер Радл.

– Очевидно, вам нравится эта шутка, - ответил я ей с горечью, - но мне она не кажется слишком смешной.

Это была чистая правда: еще не так давно я больше всего на свете мечтал о том, чтобы Джин называлась миссис Питер Радл. Я посмотрел ей в глаза.

– Джин, - произнес я.
– Тебе не пристало так шутить. Это слишком жестоко.

Несколько секунд она выдерживала мой взгляд. Затем глаза ее приобрели другое выражение, в них появился какой-то блеск.

– Ax!
– вскричала она с таким видом, будто прочла что-то в моем лице.
– Ах, это ужасно!.. Господи!.. Ведь я... Да помоги же мне, Питер, - добавила она, но это относилось не ко мне, а к ее спутнику. Я тоже повернулся к нему.

– Послушайте, - сказал я, - я не знаю, кто вы такой и что все это значит, и все же...

– Ну да, конечно, - сказал он, как бы внезапно все себе уяснив.
– Ну конечно, вы не знаете. Я - Питер Радл.

Наступило длительное молчание. Я решил, что хватит делать из меня дурака, и повернулся, чтобы уйти. Тогда он сказал:

– Нельзя ли нам зайти куда-нибудь поговорить? Видите ли, мы оба Питеры Радлы, и вы и я, в этом вся загвоздка.

– По-моему, это не то слово, - сказал я холодно и собрался уходить.

– Вы просто ничего не понимаете, - раздался его голос у меня за спиной.
– Это же машина старого Уэтстоуна. Она работает.

Возвратиться ко мне домой мы, конечно, не могли, и единственное место по соседству, которое я в ту минуту мог припомнить, была верхняя комната кафе "Юбилейное". Большинство наших институтских сейчас как раз заканчивало работу, но пока они доберутся до кафе, пройдет не меньше часа. Подтверждать мнение о моих личных делах, сложившееся у людей и успевшее дойти до ушей директора, мне отнюдь не хотелось, а потому я сначала поднялся наверх и, убедившись, что там никого нет, подошел к окну и поманил их. Девушка, подававшая нам чай, не казалась слишком смышленой. Если она даже уловила наше сходство, это не произвело на нее заметного впечатления. Когда она ушла, Джин разлила нам чай, и мы принялись за дело.

– Вы, наверно, помните концепцию времени, созданную старым Уэтстоуном, - сказал, наклонившись ко мне, мой двойник.
– В качестве примера, хотя и приблизительного, он приводил замерзающее море. Настоящее, по его теории, напоминает ледовую корку, которая ползет все дальше и дальше и становится все толще. Позади остается застывшая масса льда, представляющая прошлое, впереди - текучая вода, олицетворяющая будущее. Можно предсказать, что за определенное время определенное количество молекул будет схвачено морозом, но невозможно предсказать, какие именно это будут молекулы и в каких соотношениях они в этот момент окажутся.

С прошлым, с застывшей массой, считал он, мы скорее всего ничего не поделаем, но ему представлялось, что когда-нибудь удастся проникнуть дальше передней кромки, иначе говоря настоящего. Если б это оказалось возможным, мы начали бы создавать маленькие форпосты застывшей материи. С течением времени кромка льда достигнет их и они сделаются частью всей ледяной массы, частью настоящего. Иными словами, забегая вперед, мы создаем участки будущего, которые непременно воплотятся в настоящее. Конечно, нельзя предугадать, на какие молекулы будущего наткнешься, но коль скоро вы их обнаружили, вы тем самым связали их между собой и, закрепив эти сочетания, сделали их частью неизбежного будущего.

– Отлично все это помню, - ответил я ему.
– В этом как раз и был его заскок.

– Конечно, заскок, - немедленно согласился мой собеседник.
– Все, кто пытался ему помочь, рано или поздно убеждались в этом и уходили от него. Но он-то сам этого не считал. Упрямый был, как осел.

При этих словах он взглянул на Джин.

– Да-да, я знаю, - сказала она с грустью.

– И старик все трудился над машиной, которая подтвердила бы правильность его теории, а из этого ничего не могло выйти - ведь теория-то безумная. Поэтому он и не сумел использовать возможности, которые открывались в ходе его опытов. Ничто не могло заставить его хоть на шаг отступить от своей теории, и он гонялся за своей мечтой, пока вконец не извелся. Вот он и умер до срока, а его аппараты стоят без дела, и никому они не нужны. Ну, а потом, вскоре после этого, мы с Джин поженились...