Он горестно сжал пальцами почти совсем седые виски.

.

В Новороссийске оказалось, что друга-одноклассника Полины нет дома, он в рейсе и вернется только через месяц.

— Ладно, снимем пока жилье и будем отдыхать, — решили подруги.

Они сняли комнату возле моря и стали отдыхать на полную катушку.

Бродили по городу, загорали и купались, катались на катере по заливу, любовались ночной работой порта, мерцанием фонарей на воде, ездили в Широкую Балку на пикник с пляжными знакомыми, объедались черешней и клубникой, предпочитая собирать ягоды на окрестных огородах, а не покупать. За две недели девушки покрылись золотистым загаром и похудели от постоянных купаний и пляжного волейбола.

У подруг было много ухажеров. Катя позволяла им водить себя в кафе и покупать вареные креветки в газетных кульках по двадцать копеек за стакан. Она представлялась своим воздыхателям то Изольдой, то Аглаей. То утверждала, что работает океанологом и живет на Курильских островах, то, загадочно улыбаясь, рассказывала, что обитает в секретном городе в тайге и занимается космическими разработками. Мужчинам при этом было глубоко все равно, кем она была на самом деле. Они млели от одного ее присутствия, от ее молодости и ее смазливой мордочки и были готовы на любые жертвы ради нее. Однако она никому не позволяла дотронуться до себя. Только одна Полина понимала почему. После объятий Владимира Высоцкого разве можно смотреть на других мужчин?

А потом Новороссийск им приелся, и подруги решили махнуть в Сочи. Там в преддверии Олимпиады недавно открылся завод по производству буржуазных напитков типа фанты и пепси-колы, и девушкам не терпелось вдоволь насладиться этим нектаром богов за тридцать копеек.

В Сочи было много молодых мужчин, и все они оказались большими любителями женской красоты. У девушек сразу же появились кавалеры. Местные пылкие мужчины с широкой кавказской душой возили их на «Волгах» в горы пить домашнее вино и есть настоящий шашлык. Им дарили цветы и свои сердца. Их катали на яхтах и звали замуж. Девушки только надменно смеялись в ответ.

А потом они переехали из частной квартиры в пансионат рядом с санаторием, где отдыхали актеры с «Мосфильма». Туда их задешево устроил один из поклонников.

Двадцать пятого июля, изнывая от адской жары, которую не облегчали ни тень кипарисов, ни морской бриз, подруги нежились в кроватях, когда в номере послышался тревожный стук.

— Девочки, вы слышали, — раздался, потрясенный голос знакомой дежурной по этажу, — Высоцкий умер!

— Как умер? — воскликнула Поля и испуганно взглянула в сторону подруги.

Катя смертельно побледнела.

— Не может быть!

— Из санатория актеров сейчас прибежали. Они там все в Москву рванули, да по случаю Олимпиады туда никого не пускают. Ой, горе-то какое! — вздохнула дежурная. — Говорят, он алкоголиком был…

Катя сидела ни жива ни мертва. Умер единственный человек, которого она любила. Единственный! И единственный, который любил ее…

Она вскочила и принялась торопливо собирать вещи.

— Ты куда?

— В Москву!

— Так не пускают же из-за Олимпиады! Катя горестно опустилась на кровать и понурила голову. Они больше никогда, никогда не встретятся, потому что его больше нет.

Теперь ее жизнь не имеет никакого смысла.

Вскоре девушкам надоело отдыхать и бездельничать, да и деньги стали заканчиваться. Поля позвонила в Новороссийск и выяснила, что ее приятель уже вернулся из рейса. Подруги засобирались в дорогу.

В Новороссийске Катя на всю оставшуюся сумму накупила у выжиги моряка какой-то ерунды по бешеным ценам (солнцезащитные очки, кургузые кофточки ядовитых цветов, заколки, жвачки, подпольные джинсы «Левис» из Анапы) и выехала домой. Она была в каком-то странном раздрызганном состоянии. Отдыхать больше не хотелось, а чем заниматься дальше, она еще не придумала.

На вокзале подруги сердечно расцеловалась и договорились созвониться через неделю, чтобы решить, чем заняться дальше.

— Ой, свекровь меня загрызет, — переживала Поля, — я же сказала, что уезжаю к родителям только на месяц, а уже третий идет к концу.

Катя, в свою очередь, тоже тяжело вздохнула. Она представила, что ждет ее дома за отнесенное в комиссионку пальто, и от этой мысли ей стало как-то неуютно.

Подруги распрощались, не зная, что им больше не суждено свидеться.

Еще на подходе к дому Татьяна заметила, что окно квартиры светится желтым. Муж сейчас в Калиновке, Славик в лагере… Кому же это быть, как не падчерице? Но она не стала подниматься домой, развернулась и через минуту вошла в отделение милиции. Ее трясло, точно в лихорадке.

Жалко, что с ней сейчас нет мужа. Ей нужна моральная санкция на то, что она собиралась сделать.

— Постановление уже готово, — кивнул лейтенант, — можно задерживать.

«Уазик» с зарешеченным задним окном остановился возле дома. Глухо хлопнули дверцы машины.

— Кто там? — послышался из-за двери сонный голос, разбуженный требовательной трелью дверного звонка.

— Открой, Катя, это я! — громко ответила Таня и отступила в темноту лестничной площадки.

Трое плечистых мужчин быстро прошли в дверь, отодвинув девушку в сторону. Один из них встал возле окна, другой блокировал дверь, перекрывая путь к отступлению, третий сел за стол и раскрыл клеенчатую папку бюрократического вида. Катя недоуменно щурилась узкими со сна глазами. Зевнула, поежилась от сквозняка. Едва она вернулась с вокзала, ее неожиданно сморил сон.