Шрифт:
— Вот это да! — вдруг остановился он перед акварельным портретом обнаженной купальщицы рубенсовских очертаний. — Это будет отличным подарком моей Матильде.
— Мне кажется, — усмехнулся Борг, — вы больше думаете о подарке себе. К тому же у Ренуара женщины гораздо лучше.
— Это ваш знакомый? — сразу заинтересовался Глум. — Может, тогда сходим к вашему Гренауру?
— Боюсь, что вы опоздали лет на сто. — Борг почему-то занервничал. — Пойдем-те дальше.
— Нет, подождите! — уперся Глум, не в силах оторвать взгляд от виолончельных форм купальщицы. — Сколько стоит эта картина? — не мешкая, обратился он к дремавшему рядом бородачу подозрительной наружности.
Тот мгновенно вскочил с раскладного стульчика.
— Всего лишь пятьсот доблей.
— Пятьсот доблей! — обрадовался Глум, но тут же вспомнил про твердое желание потратить всю премию. — А нет ли у вас такой же, но в два раза больше?
— О-о, я чувствую истинного ценителя красоты, — засуетился художник, предвкушая барыш. — Вам крупно повезло. У меня есть любые размеры. — И он, словно фокусник, извлек откуда-то из-за спины точно такую же картину большего формата. — Эта работа стоит тысячу доблей.
— Беру! — почти выкрикнул Глум, обалдев от еще более могучих форм.
— Вы с ума сошли! — наконец-то пришел в себя Борг и потянул Глума за рукав. — Эта мазня не стоит и сотни.
— Вы ничего не понимаете в современной живописи! — отмахнулся Глум и полез за бумажником.
— Одну минутку! — неожиданно вмешался художник, алчно блеснув глазами. — Тут есть одно препятствие. Эту работу уже приобрел вон тот господин. — Он показал рукой в сторону тощего всклокоченного субъекта, курившего неподалеку. — Кстати, известный искусствовед, специалист по современной живописи. Но, — бородач замялся, — если вы заплатите на сто доблей больше, я уступлю картину вам. — Маэстро, — окликнул он искусствоведа, — вы не будете возражать, если я перепродам эту купальщицу, которую вы только что купили?
— Постойте, постойте! — всплеснул руками субъект. — Но ведь я уже приобрел этот холст!
— Да, но этот господин хочет заплатить больше, — выдавая желаемое за действительное, кивнул художник в сторону Глума.
— Э-э, гм, — замялся сержант, явно колеблясь.
— Поздравляю, коллега, — расшаркался перед Глумом «специалист по современной живописи», — у вас отличный вкус! Сразу видно знатока! Боюсь, что работа достанется вам, у меня больше нет с собой денег. Мне очень жаль, — добавил он, чуть не плача, — расставаться с этой блестящей картиной.
Похвала «коллеги» сразила несчастного Глума наповал.
— Хорошо! — воскликнул он в явном помрачении рассудка. — Беру за тысячу сто!
Дрожащими от нетерпения и жадности руками он стал отсчитывать купюры.
— Сержант Глум! — неожиданно рявкнул интеллигентный Борг. — Приказываю вам спрятать деньги и следовать за мной.
Сержант вздрогнул и инстинктивно повиновался.
— Что такое, инспектор? — забеспокоился он. Здравый смысл и природная подозрительность постепенно возвращались к нему. — Тут что-то не так? Но ведь вы же слышали, что сказал искусствовед про эту картину?
— Это такой же искусствовед, как и вы, — засмеялся Борг, уводя Глума подальше от опасного места. — К тому же оба этих мошенника в сговоре.
Что вызвало подозрения инспектора Борга?
— С чего вы взяли? — сразу насторожился сержант, зная, что Борг редко ошибается. — Вроде бы все без обмана.
— На взгляд дилетанта. Но даже самый дремучий искусствовед знает, что акварельные рисунки делаются на специальной бумаге, и никогда не назовет акварель холстом.
— Да? А я и не знал ничего такого, — расстроился Глум.
— Ничего страшного, в полицейских академиях такого не проходят, — успокоил его инспектор и тут же предложил: — Ну что, посмотрим другие картины?
— Нет уж! — отрезал Глум, в последний раз оглянувшись на соблазнительную купальщицу. — Хватит с меня искусства. Лучше уж я куплю Матильде горные лыжи.
И он решительно зашагал к выходу из парка.
НОВОГОДНЕЕ ДЕЛО
Судьба не раз поворачивалась к инспектору Боргу спиной, но после того, как ему выпало дежурить в полицей-ском управлении в новогоднюю ночь, он понял, что она отвернулась от него навсегда, и не ждал от жизни ничего хорошего. Поэтому, когда в 23.30 в комнате, которую Борг делил с сержантом Глумом, раздался телефонный звонок, он приготовился к самому худшему.
— Отдел расследований, — вяло буркнул Борг в трубку.
— Продажная двуногая обезьяна! — внезапно обрушился на него поток замысловатых ругательств. — Безмозглый полицейский таракан! Вонючая служебная каракатица! Шелудивый…
Ничуть не удивившись, инспектор с самой любезной улыбкой передал трубку неунывающему Глуму:
— Кажется, это вас.
— Кто там? — деловито поинтересовался у него сержант, забирая трубку. — Матильда?
— Да нет, какой-то биолог, — уклончиво ответил Борг, с интересом наблюдая за реакцией напарника.
— Биолог? — захохотал Глум. — Да у меня всегда была двойка по биологии. Слушаю! — рявкнул он в трубку, продолжая улыбаться.