Шрифт:
Двери огромных ворот, не видных из-за каменного завала, прикрывали путь в штольню, из которой когда-то вывозили добытый камень. За первыми ветхими воротами были другие, такие же с виду ветхие, но крепкие, плотные, с резиновыми прокладками, каткие бывают у дверей бомбоубежищ. Открыв калитку, мы сразу как бы перешагнули в волшебное царство. Сияло электричество, а в причудливых изломах стен виднелись приборы, какие бывают в музеях и картинных галереях, в общем, в помещениях, где поддерживаются заданная температура и влажность.
Да, это была поистине волшебная пещера, ибо из глубины ее на нас уже смотрели с детства знакомые по множеству репродукций лица. Молодой веселый Рембрандт, смеясь, поднимал бокал, прочно держа рукой полный стан своей молодой супруги, сидящей у него на коленях… Очаровательная шоколадница с чуть приметной улыбкой на серьезном красивом лице держит поднос с чашечкой. А из глубины провала, шагая по облакам, шла Сикстинская мадонна, держащая на руках очаровательного лохматого малыша. И казалось, будто бы не отсветы электрических ламп, а она, прекраснейшая из юных женщин, сама излучает этот мягкий голубоватый свет, которым полна картина.
Глаз как-то сразу зафиксировал эти три полотна, и уж потом мы увидели фигуры солдат, бережно выносивших оттуда, из глубины пещеры, картины, обернутые в пергаментную бумагу. Несколько странных офицеров, в нескладных, необмявшихся шинелях, пахнущих нафталином интендантских складов, с погонами майоров и подполковников, тихими, вежливыми голосами руководили этими работами. Все они напоминали статистов какой-то массовки на провинциальной сцене, наскоро нарядившихся в чужую одежду. Команды, которые они отдавали, звучали весьма своеобразно:
— Товарищ, товарищ, я очень прошу вас, пожалуйста, поставить это к стене, а вот это, будьте добры, доверните так, чтобы можно было рассмотреть…
Солдаты иронически относились к таким командам «ряженых» майоров и подполковников и охотнее слушались энергичную женщину в штатском. Это известный московский искусствовед Наталия Соколова. С ней, активной участницей поисков галереи, мы уже знакомы.
— Господи, это такие сокровища! — воскликнула она, даже еще не поздоровавшись, когда мы робко подошли к ней, запятой делами. — Какое же счастье, что все это цело!
Все ли цело, этого пока еще никто не знает. Картины были спрятаны с умом и заботой. Те, кто их прятал, были, несомненно, опытными людьми. Отопление, освещение, осушающие приборы — все это должно было действовать автоматически. Сильнейшие аккумуляторы с подводных лодок питали все эти механизмы электроэнергией. Словом, это задумывалось, так сказать, в идеале. Однако близкие бомбежки расшатали камни. В появившиеся трещины просочилась вода. С улицы стал задувать ветер. Климат пещеры, несмотря на все эти умные приборы, испортился. В результате, по свидетельству Наталии Соколовой, большинство картин оказались «больными». От отсыревших полотен стала отставить краска, появились пузырьки, местами густо выступила плесень.
Наша собеседница вынимает носовой платок и проводит им по полотну. Он сразу почернел.
— Нет, какое счастье, что мы все это нашли вовремя! — она почти повторяет свои слова. — Большинство полотен серьезно больны.
— А ваших больных можно лечить?
— Все можно. Мы реставрируем и не такое, — ответил один из «ряженых» с подполковничьими погонами. — Но в реставрационных мастерских, в специальных лабораториях, а не здесь, не на войне…
— Нет, вы посмотрите, как он несет картину! — восклицает Наталия Соколова. Мимо нас шел пожилой боец из трофейной команды в коротенькой шипели третьего срока. Он нес картину в старинной тяжелой раме. Нес на вытянутых руках, осторожно шагая по шпалам, будто нес больного ребенка. — Такая любовь, такое уважение к искусству. Это просто удивляться можно. Эти старики из трофейной команды обращаются с картинами, как настоящие музейные работники… И обратите внимание, какая здесь тишина, прямо-таки музейная тишина.
В самом деле, хотя в штольне каменоломни было немало людей, ее как бы наполняла густая тишина. Походило на фильм, в котором вдруг отключили звук. Фигуры солдат-трофейщиков, как бесплотные тени, бесшумно двигались впереди, и только капитан Рабинович, тот самый, что отыскал в горе это сокровище, бегал, стуча сапогами, в все никак не мог оправиться от своего счастья.
— Сколько же здесь картин?
— Кто ж знает, пока учли больше двухсот.
— Их примерная стоимость?
Все майоры, подполковники и полковники в мятых, топорщившихся солдатских шинелях с удивлением, я бы сказал, с осуждением смотрели на меня, будто я спросил нечто неприличное.
— Миллионы?
— Миллиарды, — сердито ответил один на собеседников.
— Нет цифр, которыми можно определить стоимость найденного, — столь же сердито сказал другой. — Разве так можно ставить вопрос, когда речь идет о сокровищах искусства?
А солдаты освобождали из плена оберток все новые и новые картины. Бесшумно двигались, расставляли их вдоль стен.
— А ведь нам, Бе Эн, надо обо всем этом сегодня же написать, — напомнил Крушинский. — Если успеем вовремя передать, это может пойти и в завтрашний номер.