Герт остался на островке с братом Родером, его побоялись переносить.

— Говорят найлы были среди нападавших? — вдруг спросила она, осторожно отлепляя повязку с целебной мазью.

— Были, да. К чему тебе это?

— Так просто, — лекарка пожала плечами, нахмурилась. — Ох, сэн Соледаго… как же вы это…

Она сообразила, что пошла по второму кругу и осеклась.

— Придется кровь отворять, — заключила она, сдвинув брови. — Полежите денек в постели, подумаете, как мечом махать…

Вечно ты ломишься вперед, как молодой бык, Соледаго, — просипел лорд Маренг где-то на задворках сознания. Больше хладнокровия и меньше щепок от сломанных копий.

Больше хладнокровия.

Мэлвир кивнул, снова и снова прокручивая в голове полученные от уцелевших скудные сведения. Пленных разбойников развесили по деревьям на островке, за исключением одного. Всегда найдется кто-то, кто больше остальных боится умереть. Слишком молодой или слишком слабый…

— Я позову вашего слугу?

— Конечно…

Опять он забыл, как ее зовут. По-птичьи как-то… пеночка… соечка… ах, да…

— Конечно, Ласточка. Скажи, чтобы Ило пришел.

По обычаю, на пролитие дареной крови требовалось согласие. Закон строго карал ослушников.

Дареная кровь — драгоценность, которую воспрещено лить на землю.

Несколько веков назад король Лавен объединил земли Дара под своей рукой. Несколько веков назад святая Невена поднесла ему чашу с волшебной кровью в знак любви. Двенадцать рыцарей выпили — Лавен и его верные. Волосы их окрасились в сияющие, нечеловеческие цвета, глаза приняли все оттенки радуги. Болезни обходили испивших стороной, век удлинился на несколько десятилетий, а смерть приходила милосердно и быстро, не истощая тело, не туманя разум.

Божественная, благословленная кровь…

Лавенги — среброволосые, прекрасные — с тех пор правят Даром, опираясь на мечи потомков одиннадцати цветных лордов.

Дареная кровь — неприкосновенна. Даже кровь бастарда.

Вошел Ило, невысокий, темноволосый, с темными глазами андаланца — мать Соледаго выкупила его из рабства несколько лет назад, совсем мальчишкой. Глянул с беспокойством — в руках недоплетенный кошель. Не любит сидеть без дела.

— Слушай и запоминай, — сказал Мэлвир, припоминая принятую формулу.

Лекарка звякала ножами, но что ему звон стали…

Ило кивнул согласно.

— Разрешаю и велю этой женщине пролить мою дареную кровь во имя исцеления, — четко сказал Соледаго.

— Я услышал и запомнил, сэн Соледаго.

Ило посмотрел на хозяина с испугом, заломив тонкие брови. Раны и увечья не пугали его, но у андаланца было нежное сердце.

Что не помешало ему нажить клеймо строптивца на плече, рубцы на запястьях и полосы от плети на спине.

— Да ладно тебе, Ило, — добродушно сказал Мэлвир. — Что мне сделается.

А Герт потерял столько крови, что не пришел в себя и на тот момент, когда Мэлвир уезжал с острова. Лекарь поил его каким-то кроветворным отваром, вливая снадобье по капле…

Ило жалобно всхлипнул и Мэлвир счел за лучшее отпустить парня на улицу, сковырнется в обморок еще. И так третьи сутки переживает, что драгоценный сэньо помрет от укуса болотной твари, почернеет и распухнет, и придется везти его в таком виде матушке, леди Агате.

Сам он с равнодушным видом смотрел, как лекарка отворила вену и как темная влага ползет в подставленный таз, сворачиваясь смородиновым желе.

Женщина молчала, погруженная в какие-то свои мысли, смотрела, как течет золотая кровь, хмурила брови. Под глазами пролегли слабые морщинки — словно кистью провели.

— У тебя, может, кто был в отряде сэна Раделя? — проявил догадливость Соледаго. — Уж не убили ли его?

— Да не знаю я, благородный сэн, — с тоской ответила лекарка. — Ничего я не знаю. Может и убили.

Она отошла, взяла со стола моток полотняного бинта. Постояла немного, не поворачиваясь лицом.

Странная какая-то.

— А обратно как затворишь? — спросил Мэлвир с любопытством. Ему ощутимо полегчало. — Ты верно заговоры знаешь? Леди моя матушка, бывало…

— Не знаю я никаких заговоров. Замотаю бинтом покрепче, и все хорошо будет. Руку не трудите пару дней, благородный сэн.

Она ловко остановила кровотечение, наложила повязку, взяла таз и вышла из шатра.

Кровь, выпущенную из вены, принято сжигать. Так же, как остриженные волосы или ногти. Ласточка понесла таз к костровой яме. Что-то маяло ее под сердцем, словно тупая щепка засела. Она даже знала, что именно.