Впрочем, настроение уже было испорчено, и, завидев карету, подъехавшую слишком рано по местным понятиям, Маледикт захлопнул окно с такой силой, что в нем зазвенели стекла.

С момента его бескровной стычки с Ластом Ани глодала его, шепча и кипя внутри, и уже все тело юноши болело, терзаемое трепещущими крыльями и острыми, как бритва, когтями. Разум Маледикта, словно перья в волне прибоя, вновь и вновь возвращался к одной и той же точке — пропитанным кровью снам. Ладони судорожно и бесцельно стискивали рукоять меча. Ани, не находя покоя, угрожала отказать в Своей защите, отменить сделку из-за его медлительности. «Трус, — насмехалась Ани, направляя свое послание в руку, сжатую» на рукописи: — Ласт должен умереть».

— Я сделаю это, — шептал Маледикт. — Я поклялся. Я в этом поклялся.

За его спиной дверь, оставленная приоткрытой для Джилли, почти бесшумно распахнулась. Маледикт напрягся, распрямил плечи, задернул шторы на затуманенном окне.

— Еще рано, — сказал он.

— Что, репетируем речи? — Раздался голос — не низкий голос Джилли с неисправимым деревенским выговором, но голос женский, звонкий и игривый. — Я полагала, что у вас более зрелый ум.

Ответ Маледикта потонул в нахлынувшей волне ярости. Он обернулся. На пороге стояла Мирабель. Встретившись с Маледиктом глазами, она шагнула в дверной проем и уперлась обеими руками в косяк, подчеркивая факт вторжения. Вся в темном атласе с дымчато-серой отделкой, Мирабель походила на ночное небо, что врывается в дом, стоит открыть дверь.

— Очевидно, я ошибалась, — продолжала она. — Изъян в вашей природе. Следовало бы его исправить. Тот, кто заранее репетирует слова, рискует быть застигнутым врасплох.

— Убирайтесь вон, — шепотом приказал Маледикт. С трудом оторвав ладонь от рукояти меча, он попытался спрятаться за ширмой учтивости. — Я, в отличие от вас, забочусь о репутации. Покои джентльмена — не место для леди.

— Чему же барон тебя учил? — Губы Мирабель изогнулись в улыбке. — Может, мне стоит доказать тебе обратное? Доказать, что на самом деле леди самое место в покоях джентльмена. — Мирабель поплыла к нему, шурша юбками.

Маледикт отступил, прижался спиной к стене. Смеясь, Мирабель устроилась на его кровати, прислонилась щекой к столбику, что поддерживал балдахин, провела по нему рукой.

— Волнуешься, как девственник. Как не стыдно, — с укором произнесла она. — И опасаешься за репутацию? Я преподам тебе урок, Маледикт. Скандально известным особам вроде меня — или тебя… — она величественно склонила голову в его сторону, — нет необходимости бояться, что их осудят за несоблюдение нравственных и моральных норм. Знать ждет от нас проступков. Нам дозволено делать то, что недоступно им, а почему? Потому, что они жаждут скандальных сплетен.

— Чтобы подпитывать слухи, аристократам наши поступки не нужны. Полагаю, они просто всё выдумывают, от начала и до конца.

— Звучит смело для человека, который почти полностью обязан своим положением сбору и подтасовке слухов, — рассмеялась Мирабель. — Если ты настаиваешь на своей незаинтересованности, я придержу кое-какой слух, что хотела пустить, — сделаю своего рода подарок, чтобы устранить неудобную неприязнь, что ты ко мне испытываешь.

Мирабель встала и пересекла комнату. Маледикт ощутил ее тепло, словно рядом с ним находилось животное.

Он прислонился к окну, жалея о том, что стоит не в бальной зале с низкими балконами и бархатной травой под ними, а у окна, спиной к крутому спуску, переходящему в сад, полный колючих кустов.

— Неприязнь? Полагаете, таково мое чувство к вам?

— Тсс! — Мирабель прикрыла ему рот ладонью. Ее кожа источала аромат розы, пьянящий, чрезмерно пряный дух заморского жасмина. Мирабель потянулась губами ко рту Маледикта. Юноша отвернулся; она, не желая отступать, последовала за его движением и наконец поймала его рот своим. И снова юноша потянулся к мечу, однако Мирабель перехватила его руку и положила на лиф платья, где сливались воедино плоть и атлас.

Зарычав, Маледикт оттолкнул ее, одним рывком вытащил меч. Уклонившись от лезвия, Мирабель упала на юбки. В ее глазах сгустилась тьма, на лице застыло оскорбленное выражение. По-прежнему ласковым голосом она произнесла:

— Какая неучтивость. Не будь ты таким красавчиком, я бы, пожалуй, не стала тратить на тебя время. И все же ты мог бы хотя бы притвориться любезным. Стоит мне пожаловаться на твое поведение Ворнатти…

— Если ты пожалуешься, Ворнатти вышвырнет меня из общества, и ты не получишь ни мужа, ни богатства, которого так жаждешь. — Маледикт вернул меч в ножны, пересиливая желание омыть лезвие кровью. Чьей угодно кровью.

Мирабель поднялась, расправляя смятую оборку.

— Зато получу удовлетворение, видя, что ты окажешься в затруднительном положении. Впрочем, ты совершенно прав: я жажду иного исхода. — Она тряхнула юбкой и уселась за туалетный столик: разобрала груду булавок для галстуков и цепочек для часов, пролистала «Книгу отмщений», с улыбкой задерживаясь на иллюстрациях. — Итак, вернемся к моей первоначальной цели. Стоит ли мне пересказать тебе сплетню?

— К утру я узнаю ее из дюжины других источников, — отозвался Маледикт. Он внимательно следил за руками Мирабель, памятуя об украденных у Вестфолла вещах, пропавшей фляге Джилли; и все же нежелание приближаться к этой женщине было столь велико, что Маледикт позволил ей отложить книгу и взять шкатулку для вышивания.