Исходя из наших непосредственных задач, следует сказать лишь то, что он доказывает, что тело человека заполнено аурой, «динамидом», «флюидом», паром, влиянием, или как угодно; что она [аура] одинакова у мужчин и женщин; что она испускается преимущественно из головы, рук и ног; что она полярна, как и аура магнита; что вся левая сторона положительна и дает ощущение тепла сенситиву, к которому мы можем приложить нашу левую руку, тогда как вся правая половина тела отрицательна и дает ощущение холода. У некоторых людей эта витальная магнетическая сила (или, как он называет ее, «одилическая») особенно выражена. Таким образом, мы можем без опасений рассматривать любой феноменальный случай, как два вышеприведенных, и верить в него, не боясь переступить границы точной науки, или того, что мы дадим повод обвинить себя в предрассудках и доверчивости. В то же время следует отметить, что барон Рейхенбах не обнаружил ни одного пациента, чья аура могла бы отклонить подвешенную магнитную иглу или притягивала бы железные предметы, подобно природному магниту. Таким образом, его исследования не охватили всей проблемы, и сам он полностью осознавал это. Люди, заряженные магнетически, подобно русской девушке и американскому мальчику, встречались тогда и встречаются сейчас, и несколько наиболее знаменитых из них оказались среди медиумов. Так, палец медиума Слейда, перемещаясь около компаса, до некоторой степени притягивает стрелку. Такой опыт был проведен в Лейпциге профессорами Цельнером и Вебером (профессором физики, основателем учения о колебаниях сил). Профессор Вебер «положил на стол компас, заключенный в стекло, стрелку которого мы все могли наблюдать весьма отчетливо благодаря яркому свету свечи, в то время как он соединил наши руки с руками Слейда», находившимися на расстоянии более фута от компаса. Однако, магнетическая аура, создаваемая руками Слейда, была столь сильна, что «примерно через пять минут стрелка начала сильно качаться между 40 и 60 градусами, после чего она полностью повернулась кругом». В следующем опыте профессору Веберу удалось обычную спицу, проверенную при помощи компаса непосредственно перед опытом и обнаружившую полное отсутствие намагниченности, превратить в постоянный магнит. «Слейд положил эту спицу на грифельную доску, подержал ее над столом… и примерно через четыре минуты, когда грифельная доска со спицей была опять положена на стол, спица оказалась столь сильно намагниченной с одного конца (и только с одного конца), что железные опилки и швейные иглы приклеились к этому концу; стрелку компаса можно было легко вращать по кругу. Созданный полюс был южным полюсом, поскольку северный полюс (стрелки компаса) притягивался к нему, а южный отталкивался». [198]

Первой областью исследования барона Рейхенбаха было воздействие магнита на нервы животных; после этого он перешел к наблюдению влияния на них сходной ауры или силы, наличие которой было обнаружено им в кристаллах. Не вдаваясь в подробности, – которые, однако, следовало бы прочитать каждому, кто претендует на изучение арийской науки, – отметим, что свои выводы он суммирует следующим образом:

С магнитной силой, с которой мы знакомимся в естественном магните и в намагниченной игле, связана та сила («одил» – новая сила, открытая им), которую мы обнаружили в кристаллах.

Таким образом:

Сила магнита – это не единичная сила, как это, однако, считалось доказанным до сих пор, но она состоит из двух, то есть к давно известной силе должна быть добавлена до сих пор неизвестная, определенным образом отличная от нее, сила, а именно сила, которая находится в кристаллах.

Одним из его пациентов была мадемуазель Новотны, и ее чувствительность к аурам магнита и кристалла была исключительно высокой. Когда магнит помещался около ее руки, она неудержимо притягивалась к нему, куда бы барон ни перемещал его. Воздействие на ее руку «было точно таким же, как если бы кто-то схватил ее руку и при помощи нее сгибал или наклонял ее тело по направлению к ее ногам». (Она болела и лежала в постели, и магнит перемещался в этом направлении). Когда он подносился близко к ее руке, «рука столь прочно прилипала к нему, что когда магнит поднимался, или перемещался в сторону, назад или в каком-либо ином направлении, ее руки следовали за ним таким же образом, как это мог бы сделать кусочек железа» Это, как мы видим, является прямой противоположностью феномену, наблюдаемому в случае американского мальчика Коллинза, ибо не его рука притягивалась к чему-либо, а железные предметы, легкие и тяжелые, по-видимому, неудержимо притягивались к его руке, и только к его левой руке. Рейхенбах естественно думал о проверке магнетических способностей мадемуазель Новотны. Он говорит:

Чтобы попробовать это, я взял металлические опилки и поместил ее палец над ними. Даже самые мелкие частички не прилипли к ее пальцу, и в том случае, когда они были в прямом контакте с магнитом… Подвешенная намагниченная иголка, к полюсам которой я велел ей подносить попеременно палец в различных положениях, не проявила ни малейшей тенденции к вращению или колебанию.

Если бы это позволили размеры статьи, то этот весьма интересный анализ собранных фактов, относящихся к проявляющимся время от времени аномальным магнетическим способностям человеческих существ, мог бы быть продолжен далее, и это не вызвало бы утомления у интеллигентного читателя. Но мы сразу же можем сказать, что с тех пор, как Рейхенбах [199] доказал, что магнетизм является составной, а не единичной силой, и что каждое человеческое существо наделено одной из этих сил, одилом; и так как эксперименты со Слейдом, и явления, наблюдавшиеся в России и Сент-Пауле, показывают, что человеческое тело может создавать истинную магнетическую ауру так же, как это обнаружено у естественного магнита; таким образом, эти последние аномальные случаи объясняются тем, что человек просто развил в себе избыток одной из сил вместо другой, которые вместе образуют то, что обычно известно под названием магнетизм. Поэтому в таких случаях нет ничего сверхъестественного. Мы понимаем, что довольно просто объяснить то, почему это произошло, но это увело бы нас столь далеко в малоизвестную область оккультной науки, что было бы лучше сейчас обойти это молчанием.

Недавно мы имели удовольствие объявить, что находящийся в преклонном возрасте барон Дюпоте де Сеннево получил диплом почетного члена нашего Общества, и мы опубликовали его благодарственное и весьма лестное письмо. Есть и еще одно имя, принадлежащее к замечательному ряду исследователей магнетической науки во Франции в течение последней половины века, которое никогда не может быть забыто историком современной психологии. Это Alphonse Cahagnet, который очаровал публику в 1848 году «Небесным телеграфом», записками о своих опытах с некоторыми исключительной силы ясновидящими, и который дожил до наших дней, – семидесятилетний философ, почитаемый и любимый всеми, кто его знает, особенно изучающими магнетизм. Он также дает нам сегодня право включить его в список наших членов. В целом он опубликовал одиннадцать работ в двадцати одном томе; его последняя книга, «Космогония и антропология», сопровождалась письмом о том, что он принимает диплом почетного члена нашего Общества; перевод этого письма содержится ниже. Нашим горячим желанием является установить тесную и постоянную связь между Теософическим обществом и французской школой магнетистов, ибо наша работа протекает по параллельным руслам. Если западные психологи могут пролить свет на нашу азиатскую йога-видью, так же и последняя может послать свой драгоценный луч в каждый из уголков современного поля исследований, заставить тени исчезнуть и осветить путь к сокрытой истине. Некоторые из наших новых знаменитых confreres [товарищей] обещали однажды приехать в Индию, и в этом случае они сделают доброе дело и получат добро взамен. С установлением близкого единства между всеми группами изучающих оккультные науки, – спиритистами, спиритуалистами, магнетистами, индийскими мистиками и теософами, – неизбежным результатом этого будет огромная польза для дела истины, и неопровержимые факты станут ответом на издевательский смех скептиков, невежд и глупцов.

С самого начала своего появления в истории наше Общество предлагает широкий и надежный мост, по которому можно преодолеть эту пропасть.

Постскриптум – Будьте добры, передайте привет от меня нашим братьям по Обществу, особенно полковнику Олькотту. Это письмо сопровождается экземпляром моей последней недавно опубликованной работы под названием «Космогония и антропология, или Бог, Земля и Человек, изученные посредством аналогии». Я осмелюсь преподнести ее вам в знак моего глубокого личного уважения.

Мы приносим извинение м-ру Cahagnet за то, что это благожелательное сообщение не появилось в более раннем выпуске нашего журнала. На самом деле оно было переведено и послано по почте в Бенарес вовремя для декабрьского номера, но, к сожалению, часть рукописи была утеряна почтой прежде, чем она достигла Бомбея.

И сегодня, когда мы внимательно прочитали его последнюю работу, которую он столь любезно нам послал, мы должны добавить несколько слов как об этом авторе, так и о его исключительно интересной небольшой книге. «Космогония и антропология, или Бог, Земля и Человек, изученные посредством аналогии» – это, как уже было сказано выше, последняя из длинной серии трудов о наиболее трансцендентных вопросах. Нашему уважаемому брату, м-ру Alphonse Cahagnet, сейчас 73 года, и он один из первых спиритистов Франции, как это хорошо известно ныне всем. Со времен своей юности он был известен как провидец и философ. По существу, он является Якобом Бёме Франции, скромным и неизвестным в начале своего пути. Подобно этому теософу из Силезии, его раннее образование было весьма недостаточным, насколько мы можем судить об этом по его собственному признанию. И поскольку он выступал, вероятно, несколько раз со своими сочинениями, выучившись самостоятельно и по собственному вдохновению, его друзья-реинкарнационалисты имели все основания заподозрить, что душа немецкого мистика еще раз спустилась на землю и приняла на себя новые испытания в тех же самых обстоятельствах, что и раньше. Как в Бёме, так и в нем есть в высшей степени созерцательный ум, те же самые редкие силы интуиции и такое же исключительное богатство воображения, тогда как глубокая, врожденная любовь к таинственным деяниям природы тождественна любви бедного сапожника из Герлитца. Единственная существенная разница между ними, – хотя это и несомненное усовершенствование современной мистики, – полное отсутствие в м-ре Cahagnet чего-либо подобного претензии на божественное вдохновение свыше. Если Бёме завершил свой слишком короткий путь (он умер, едва ли достигнув сорока лет) в полной уверенности, что находится в прямой связи и непосредственном общении с божественной силой, французский провидец утверждает лишь то, что он способен воспринимать вещи духовно. Вместо того чтобы ползти по формалистическому пути современной науки, которая не оставляет никакого места для интуитивного восприятия и все же навязывает миру гипотезы, которые едва ли могут претендовать на более прочное основание, чем гипотетические спекуляции, основанные на чистой интуиции, – он предпочел получить столько истинного знания, сколько он смог отыскать, обо всех вещах в области метафизической философии. И все же и Бёме, и Cathagnet пытались «зажечь факел для всех, кто стремиться к истине». Но в то время как труды первого, такие как «Аврора, или Утренняя Заря в восхождении», наполнены идеями, по большей части обдуманными такими мыслителями, как Гегель, чьи фундаментальные доктрины умозрительной философии обнаруживают печать удивительного сходства с учениями Бёме, – труды м-за Cathagnet, от «Небесного телеграфа» до рассматриваемой работы, являются абсолютно оригинальными. В нем нет ничего от грубого, эмоционального и образного языка немецкого теософа, но, поразительный и смелый, – какими являются и полеты его воображения в туманные регионы умозрительной науки, – его язык всегда спокоен, точен и понятен. Короче говоря, наш почтенный брат в той же мере дитя и продукт своего века, каким был и Бёме в средние века. Оба они восставали против буквализма схоластики и догматики и оба они рассматривали божественное не как некое личностное существо, но как вечное единство, Универсальную Субстанцию, независимую от любого человеческого определения, – непостижимое, столь же недоступное человеческому пониманию, как «абсолютное ничто».