(1) Неофит – изображающий Солнце, подобно «Сахасракиране» «он обрамлен тысячью лучами» – показан коленопреклоненным перед Иерофантом. Последний в процессе представления отрезает семь локонов длинных волос неофита, [565] а в следующем – (2) – действии сверкающая корона послушника из золотых лучей сбрасывается и заменяется венком, сплетенным из веток дерева с острыми шипами, символизирующим утрату. [566] Это представление разыгрывалось в Индии, а так же в транс-Гималайских регионах.

По мере становления «Совершенного», Сакридагамину (дословно «тому, кто обретет новое рождение») предстоит, среди прочих испытаний, спуститься в Паталу, «нижний мир», только пройдя это испытание, он может надеяться стать «Анагамином» – «тем, кто больше не должен возрождаться». У полного Посвященного перед вступлением на следующий Путь есть выбор: появиться, по своему усмотрению, в мире людей в человеческом обличье, или он может сначала сделать остановку в мире богов (Девачане Посвященных), и только потом возродиться на нашей земле. Таким образом, на следующей стадии мы видим послушника, готовящегося к путешествию.

(3) Каждый вид искушения – у нас нет права перечислять их или говорить о них – имеет место на его пути. Если он выходит победителем над ними, то Посвященный продолжает дальше [свой путь], если он оступился – это задерживает его, а часто означает для него потерю [пути].

Эти ритуалы продолжаются в течение семи дней.

Откуда взялось поэтическое, но весьма невероятное поверье – взятое из в мифов – о том, что лебеди поют свои погребальные песни? Об этом гласит одна северная легенда, но она появилась не раньше средневековья. Многие из нас изучали орнитологию; и в молодые годы мы, как правило, уже знаем о лебедях очень много подробностей. В те доверчивые годы вечного солнечного света существовала загадочная притягательность между нашей вредоносной рукою и белоснежными перьями короткого хвоста этого грациозного, но хриплоголосого короля водяных птиц. Одна рука вероломно протягивала печенье, в то время как другая вытягивала одно или два пера, и в результате этого часто страдал слух. Когда она пронзительно кричит, эти несколько шумов можно сравнить с какофонией – будь это «свистящий» лебедь (Cygnus Americanus) или «трубач». Лебеди фыркают, трещат, хрипло и визгливо кричат и шипят, но, безусловно, не поют, особенно, когда ощущают унижение от неправедного нападения на их хвосты. Однако послушаем легенду. «Когда лебедь чувствует скорую смерть, он высоко поднимает голову и издает долгую мелодичную песнь – душераздирающую песнь смерти; эта благородная птица посылает в небеса мелодичный протест, плач, жалобу, которые вызывают у человека и животных слезы, и трепет пронизывает сердца тех, кто ее слышит».

Совершенно верно, «тех, кто ее слышит». Но кто когда-нибудь слышал песнь, исполняемую лебедем? Мы не колеблемся принять подобное утверждение в обычном значении этого слова, даже как поэтический вымысел, одним из многочисленных парадоксов нашего несообразного века и человеческого разума. У нас нет веских возражений, чтобы не применять этот эпитет – на основании личных ощущений – к Фенелону, архиепископу и оратору, которого окрестили «Камбрейским лебедем», но возражаем против довольно сомнительной подобной похвалы в отношении Шекспира. Бена Джонсона опрометчиво называли величайшим гением Англии, и он мог похвалиться тем, что его окрестили «эвонским лебедушкой», а то, что Гомера прозвали «Лебедем Меандра» – это просто посмертный ярлык, чего наш журнал «Люцифер» никогда не одобрил бы, высказывая это вполне однозначно.

Давайте применим эти вымышленные идеи скорее к предметам, нежели к людям, вспомнив, что лебедь – символ Высшего Брахмы и одна из аватар влюбчивого Юпитера – был также символом циклов; во всяком случае, заключительной частью каждого значительного периода человеческой истории. Какой необычный символ, наверняка подумает читатель, и как трудно это объяснить. И все-таки здесь есть свое raison d’^etre. [567] По-видимому, подразумевается то, что лебедь любит летать кругами, любит сворачивать свою длинную изящную шею в кольца, а ведь это вовсе не такой уж неуместный символический знак. В любом случае, более древняя идея оказалась более выразительной, относящейся к делу и намного логичнее более поздней, наделившей горло лебедя музыкальными модуляциями и сделавшей из него сладкоголосого певца и провидца близящегося конца.

Последняя песня нынешнего «Лебединого Цикла» звучит для нас зловещим предзнаменованием. Некоторым этот скрипучий крик напоминает сову или карканье ворона, как у Эдгара По. Комбинация чисел 8 и 9, упоминаемые в последней статье месяца, [568] уже принесла свои плоды. Едва ли нам стоит говорить о благоговейном ужасе, который испытывали цезари и мировые властелины древности к числу 8 – требующем равенства для всех людей, – и его роковой комбинации с числом 9 – что отображает землю, существующую согласно принципам зла, – когда этот принцип начинал совершать печальные разрушения среди несчастных властителей и Высших Десяти – их подданных. Последнее жуткое и загадочное предпочтение к королевской власти продемонстрировала Инфлюэнца. Одного за другим она уравняла членов королевской семьи через смерть, добившись их совершеннейшего равенства с их слугами и поварихами. Sic transit gloria mundi! [569] Ее первою жертвой стала вдовствующая императрица Германии; затем – экс-императрица Бразилии, герцог д’Аоста, принц Уильям гессе Филиппштальский, герцог Монпасье, принц Шварцбург Рудольштадтский и супруга герцога Кембриджского; кроме того – множество генералов, послов, государственных деятелей и их приемных матерей. Где, когда, и как ты остановишь свою смертельную косу, о «невинная» и «безвредная» Инфлюэнца?

Каждый из этих королевских и наполовину королевских Лебедей спел свою последнюю песню и отправился «к тому ручью», куда «возвращается каждый путешественник», – несмотря на то, что этот афористический стих означал обратное. Да, теперь они разрешат для себя эту великую тайну, а теософия и ее учение получит больше приверженцев и последователей среди королевских особ «на небесах», чем среди вышеуказанных лиц на земле.

A propos [570] инфлюэнца – неверно названная «русской», скорее, похоже, в качестве козла отпущения, в то время как на самом деле она охватывает землю за грехи оплошностей и ошибок медицинских факультетов и модных докторов, – что же она все-таки такое? Медицинские светила уже отважились произнести некоторое количество слов, звучащих весьма учено, однако почти ничего и не поведали нам об истинном характере этого недуга. Похоже, они всё пытаются ухватить ключ этой патологической цепочки, очень слабо (если вообще) указывающей на то, что инфлюэнца происходит по вине бактерий; однако как всегда они оказывались очень далеко от разрешения этой проблемы. Практических уроков, полученных из многочисленных и разнообразных случаев болезни, было немало, однако выводов из них, похоже, получено совсем немного. Не говоря уже о том, что все эти выводы – весьма и весьма неудовлетворительны.