Одетый в джинсы и футболку с длинным рукавом, Вэйн был ростом с Валериуса, с длинными темно-каштановыми волосами, свободно ниспадавшими на плечи. Брайд была пухленькой, красивой женщиной с длинными темно-рыжими волосами, собранными в беспорядочный узел. На ней был желтовато-коричневый свитер одетый поверх коричневого платья с маленькими белыми цветочками.

Валериус пересек помещение и пожал руку Вэйну.

– Волк, - поприветствовал он. Среди Аркадиан и Катагарий было принято обращаться к их звериной сущности.
– Рад тебя снова встретить, - он посмотрел на Брайд.
– И встретить вас, моя леди, для меня всегда честь.

Брайд улыбнулась ему, потом взглянула на Табиту.

– Что вы здесь делаете? Вместе?

– Вал оказал мне услугу, - ответила Табита, подходя к нему. Она повернулась к одному из мужчин за стойкой, вытирающему руки после расколотых устриц.

– Эй, Лютер, два пива и вилку.

Высокий афроамериканец засмеялся над ней.

– Табби, это что, четвертый раз на этой недели и ты здесь? У тебя что, нет дома?

– Ага, только у нас нет устриц. По крайней мере, таких вкусных, как у тебя. И я должна сюда приходить, хотя бы для того, чтобы докучать тебе. Только представь, целый день без Табиты… Чтобы ты делал?

Лютер засмеялся.

Валериус не упустил странный обмен взглядами между Вэйном и Брайд, перед тем, как Лютер поставил перед Брайд блюдо с разделанными устрицами и пошел за пивом для Табиты.

– Есть что-то, о чем мне следует знать?
– спросил их Валериус.

Только Вэйн открыл было рот, чтобы сказать, как Табита пнула его по ноге. Сильно.

Вэйн взвизгнул и хмуро глянул на нее.

– Что это было?
– спросил Валериус.
– Зачем ты его ударила?

– Просто так, - ответила Табита, протягиваясь через бар, чтобы утащить оттуда устрицу.

Она выглядела, как ангел, и значит, происходит что-то очень зловещее.

Валериус посмотрел на Вэйна.

– Что ты хотел сказать?

– Совсем ничего, - ответил Вэйн и глотнул пива из своей кружки.

У Валериуса появилось плохое предчувствие.

Лютер вернулся с двумя бутылками пива и вручил их Табите, одну она протянула Валериусу.

Он беспомощно уставился на нее.

– Не жаждешь выпить?
– спросила Табита.

– Стаканы нам не дадут?

– Это пиво, Вал, а не шампанское. Возьми. Ей богу, оно не кусается.

– Табби, будь добра, - упрекнула ее Брайд.
– Валериус, наверно, не привык к пиву.

– Я пью пиво, - сказал Валериус, неохотно беря бутылку, - только не так.

– Хочешь устриц?
– спросила его Табита.

– Не уверен, после твоего красочного описания, чем они являются.

Табита засмеялась.

– Открой их нам, Лютер, и продолжай готовить, пока я не лопну.

Лютер оскалился.

– Не думаю, что у тебя есть предел, Табби. Это чудо, если после твоего ухода, остается хоть что-то.

Табита села на стул рядом с Брайд и предложила Валериусу место напротив. Он поставил на стойку свое пиво и неохотно сел.

– Тебе здесь неуютно, Валериус?
– ласково спросила Брайд.
– Как только Табите удалось тебя уговорить?

– Я сам пока не знаю.

– Вы давно встречаетесь?
– спросил Вэйн.

– Мы не встречаемся, - быстро ответила Табита.
– Я же сказала, Вал просто оказал мне услугу.

– Как скажешь, Таб. Надеюсь только, что твоя сес…

Его слова прервала откашливающаяся Брайд.

– Табита знает, что делает, Вэйн. Да, Табби?

– Обычно нет, но это и хорошо. Правда.

Валериус еще раз продал бы душу за возможность читать мысли Вэйна.

– Вэйн, можно с тобой поговорить, с глазу на глаз?

Брайд вылила соус Табаско на устрицу.

– Выйдешь из-за стола, мистер Катталакис, и окажешься в буквальном смысле в собачей конуре, до конца недели, я серьезно. И еще, я натравлю на тебя твоего брата Фьюри, и сменю замки.

Вэйн съежился.

– Как бы я не хотел тебе помочь, Валериус, но ты, должно быть, помнишь, ее отец зарабатывает тем, что кастрирует собак, и он хорошо обучил свою дочь. Я думаю, мне следует отказаться.

Валериус взглянул на Табиту, деловито поедающую устриц Лютера. Она старательно отводила глаза в сторону.

Что Вэйн знал, а он нет?

Они сидели в баре, Табита и Брайд болтали об одежде, старых друзьях и всякой ерунде, мужчины чувствовали себя не в своей тарелке. Ресторан закрывался в десять, но Лютер подавал им устриц еще пятнадцать минут.