Дама кивнула. Она смотрела на огромное тело, которое было ее мужем. Прижав кулак ко рту, она покусывала костяшки пальцев.

— Он умрет!

— Почти наверняка. Мне очень жаль.

Дама покачала головой. Наконец она оторвала взгляд от кровати.

— Наверное, нужно было позвать вас раньше. Тогда бы, может…

— Это ничего бы не изменило. Ему не помог бы ни один врач. Есть болезни, против которых доктора бессильны. — Она посмотрела (как мне показалось, холодно) на тело, тяжело дышавшее на огромной кровати. — К счастью, некоторые из таких болезней не заразны. — Она посмотрела на даму. — Так что в этом смысле вам нечего бояться. — Сказав это, она обвела взглядом и слуг.

— Сколько я вам должна? — спросила жена.

— Сколько сочтете нужным, — сказала доктор. — Я не смогла ничем помочь. Может быть, вы полагаете, что я ничего не заслужила.

— Нет-нет, что вы. Прошу вас — Дама подошла к бюро у кровати, вытащила оттуда небольшой простой кошелек и протянула его доктору.

— Вам и в самом деле нужно показаться врачу с вашей рукой, — тихо сказала ей доктор, внимательно разглядывая лицо женщины, ее рот. — Это может означать…

— Нет, — без промедления сказала дама, отвернувшись. Она быстрыми шагами подошла к ближайшему высокому окну. — Я в полном порядке, доктор. В полнейшем. Спасибо, что пришли. Всего доброго.

Мы взяли портшез, чтобы добраться до дворца, — носильщики пробирались сквозь толпы на улице Ланд. Я складывал свой надушенный платок. Доктор печально улыбнулась. Она на всем обратном пути пребывала в задумчивом, даже мрачном настроении (вышли мы тем же путем, что и вошли, — через частный причал).

— Ну что, тебя все еще волнуют вредные испарения?

— Меня так воспитали, хозяйка, и эта предосторожность кажется мне вполне разумной.

Она тяжело вздохнула и перевела взгляд на толпу.

— Вредные испарения, — сказала она.

Мне показалось, что говорит она сама с собой, а не со мной.

— Те вредные жидкости от насекомых, о которых вы говорили, хозяйка… — начал я, припоминая кое-что из того, о чем говорил хозяин.

— Да?

— Можно их извлечь из насекомых и использовать? Я хочу сказать, может ли какой-нибудь убийца изготовить препарат из таких насекомых и дать его жертве? — Я попытался напустить на себя невинный вид.

Мне показалось, что на лице доктора появилось знакомое мне выражение. Обычно это означало, что сейчас она пустится в долгое и путаное объяснение некоторых сторон медицинской науки, уничтожая все мои мысли и допущения касательно этого предмета. Но на сей раз она как бы оборвала еще не начатую лекцию и, отвернувшись, сказала:

— Нет.

Некоторое время мы оба молчали, я слушал поскрипывание и потрескивание плетеного портшеза.

— А что с рукой госпожи Тунч, хозяйка? — спросил я наконец.

Доктор вздохнула.

— Думаю, она была сломана, а потом неумело вправлена, — сказала она.

— Но поставить на место кость может любой коновал.

— У нее, вероятно, была радиальная трещина. А с ними возникают осложнения. — Она посмотрела на людей — все они торопились куда-то, торговались, спорили и кричали. — Но ты прав. Жена богача… особенно если в семье есть врач. — Она обвела меня неторопливым взглядом. — Уж она-то должна была получить прекрасное лечение. Но похоже, не получила никакого.

— Но… — начал было я, но тут меня осенило. — Ну и ну.

— Вот именно что ну и ну, — сказала доктор. Некоторое время мы оба смотрели на людей вокруг из портшеза, несомого четырьмя носильщиками вверх ко дворцу. Потом доктор вздохнула и сказала:

— А не так давно у нее была сломана челюсть. И опять она не получила никакого лечения. — Потом она вытащила из кармана своего плаща кошелек, врученный госпожой Тунч, и произнесла слова, совсем ей не свойственные: — Смотри, тут есть питейное заведение. Давай-ка зайдем, выпьем. — Она внимательно посмотрела на меня. — Ты пьешь, Элф?

— Нет, то есть не по-настоящему, хотя я и выпивал, но…

Она высунула руку из портшеза. Один из задних носильщиков окликнул передних, и мы остановились точно перед дверями гостиницы.

— Идем, — сказала она, хлопнув меня по коленке. — Я тебя научу.

Наложница Перрунд, которую на почтительном расстоянии сопровождал евнух из стражи гарема, совершала свою ежедневную утреннюю прогулку — как и обычно, вскоре после завтрака. В этот день она направила свои стопы к одной из высоких башен восточного крыла, откуда, как ей было известно, вел ход на крышу. День стоял ясный, и вид на прилегающие к дворцу территории, шпили и купола города Круф, поля за ним и холмы вдалеке должен был сегодня открываться великолепный.

— ДеВар, какими судьбами?!

Главный телохранитель ДеВар сидел на большом покрытом материей стуле — одном из приблизительно двадцати предметов мебели внутри башни. Глаза его были закрыты, подбородок опущен на грудь. Он вскинул голову и оглянулся, моргая. Перрунд села на стул рядом с ним; ее красное платье резко контрастировало с темно-синей материей на стуле. У двери остановился облаченный в белое стражник-евнух.

ДеВар откашлялся.

— А, это ты, Перрунд. — Он распрямился и разгладил на себе черный мундир. — Как поживаешь?