Монах, монах, монах!.. Увидеть бы его, расспросить. И в самом-то деле, это не просто запутанное дело, а какой-то «Путь к Нириапусу».

Прежде всего следует найти ответы на вопросы, возникшие сегодня: кто такой «брат Симеон», что он делал в городке 26 июня, какие у него были взаимоотношения с семьей Иллеш? Как только найдут этого «брата», Семена Гострюка, он…

А пока что нельзя забывать и о других, не до конца проработанных версиях. Надо думать и над тем, например, можно ли верить Длинному и Клоуну. Какое странное стечение обстоятельств: нагрянули в чужой двор, чтобы войти в дом и ограбить человека, а там, оказывается, уже кто-то грабит. Даже убивает. Невероятно! Не исключено, что Бублейников в чем-то прав, сомневаясь в правдивости показаний Кравцова и Самсонова.

А что делать с господином наследником, с этим Шефером? Почему все-таки и он сам, и его жена скрывают свою ссору в ночь на шестнадцатое июля? Следует еще раз допросить их. Лучше поручить это Вегеру. Местные жители знают капитана давно и, возможно, будут с ним откровеннее.

А перстень? Что если Каталин прятала его где-то в шкафу и он выпал вместе с вышвырнутым бельем?

Может быть, убийца специально искал его? Вряд ли. Кто, кроме Эрнста, мог знать, что у Каталин есть этот перстень?

Коваль встал и, по своему обыкновению, зашагал по комнате, останавливаясь в задумчивости то возле кровати, то у двери, то возвращаясь обратно к столу и постукивая по нему пальцами.

Но вот он склонился над схемой и, стоя, дописал внизу: «ОТПАЛИ». 1. Версия «Убийца — Маркел Казанок». 2…»

Сделал неуверенный шаг от стола, потом снова углубился в схему и большими буквами написал: «Где же орудие убийства? Где нож?!» И, резко подчеркнув эти слова красным карандашом, пробормотал: «Черт побери!»

Еще немного потоптавшись возле стола, вспомнил о свидетеле рабочем, который, идя со второй смены мимо дома вдовы Иллеш, слышал, как кто-то во дворе позвал ее на немецкий лад: «Катарин!» Не ошибся ли этот рабочий? «Катарин» — «Каталин» — разница только в одном звуке. Во всяком случае, на этом пока ничего нельзя базировать. Но и забывать это тоже не следует.

И подполковник вписал в свою схему показания рабочего.

Закончив работу со схемой, Коваль почувствовал, что ему душно в номере даже у раскрытого настежь окна. Только сейчас заметил, что на улице поздний вечер и что на столе горит лампа, которую он машинально включил. Захотелось размяться, походить, подышать воздухом и поразмыслить над тем, что еще не оформилось в конкретную версию, но уже побуждало думать и сопоставлять.

Погасив лампу, закрыв комнату и отдав ключ дежурной, он вышел из гостиницы. С освещенной главной улицы городка подполковник свернул в тихий переулок. Сначала шагал быстро, потом побрел, бесцельно посматривая по сторонам.

Сейчас, в темноте, городок еще больше, чем днем, напоминал Меркуря-Чукулуй. Подумалось о такой приятной неожиданности, как встреча с Антоновым, возвращение в далекую молодость, вспомнилась и теплая апрельская ночь в горах, когда ловили диверсантов.

Коваль добрел до какого-то перекрестка и очутился у входа в парк. Он прошел в глубину аллеи и опустился на скамейку.

Через две скамьи от него сидели влюбленные.

— Ну, пусти, ну, не надо… — кокетливо произнесла девушка, высвобождаясь из объятий парня.

Дмитрий Иванович машинально взглянул в их сторону, но тут же снова окунулся в свои мысли. О Ружене думать ему не хотелось. Не ревнует ли он? Но к кому? С кем она могла бы вот так сидеть на скамейке или прогуливаться по парку? Нет, плохо думать о ней он просто-напросто не имеет права. Если и ревновать ее, то разве только к звездному небу над Киевом, к плеску днепровской волны, к свежему ветру над городом…

Нет, о Ружене потом. Кончится командировка, разоблачен будет убийца вдовы Иллеш, и он вернется домой. Тогда и даст волю своим чувствам, мечтам и надеждам. А пока…

Так почему же все-таки все называют Каталин Иллеш вдовой? Ведь второй ее муж Андор — жив. Вдовой стала она после смерти Карла, а после того, как вышла за Андора, вдовою быть перестала. А вот так уж повелось — вдова и вдова. И даже когда сменила фамилию, осталась для всех вдовой Карла Локкера. Интересно!

Сколько все-таки белых пятен в его схемах! Все еще неизвестно, кого ждала в гости Иллеш. Кто был у нее?

«Кто был у нее? Кто был у нее? Кто был? Кто?» — без конца повторял Коваль и неожиданно подумал: «Может быть, все-таки «брат Симеон»!» От этой мысли напряглись нервы. Неужели это и есть верный путь?

В детстве он с товарищами играл в такую игру: кого-нибудь назначали «шпионом», и когда «разведчик», который выходил из другой комнаты, приближался к «шпиону», все хором кричали «тепло», когда удалялся от него — «холодно», а когда оказывался рядом — «жарко!». И так — пока «разведчик» не угадывал.