Исполкомцы ехали сюда – думали сразу и портфели обсуждать, ну куда там! – до портфелей далеко не дошло.

Итак, приходилось объявить перерыв. Часа на два? Да может быть, даже и на три. А потом – все снова сюда, господа, милости просим!

«Милости просим!»– это у них тон теперь такой появился, у министров – к нам: добро пожаловать к ним, как дополнение, получите каких-нибудь три-четыре второстепенных придуманных портфеля и защитите от гнева масс.

О нет! о нет! такая снисходительность не пройдёт! Социалисты должны получить в коалиционном правительстве большинство, и несколько ведущих портфелей. Входить – так входить с весом!

Это ещё и вчера на Исполкоме Гиммер горячо доказывал – и сейчас, когда социалисты остались одни, он думал и без формального заседания убедить их – удобный момент!

Вышли на улицу – куда идти? Даже и на три часа не стоит разъезжаться, а потом снова собираться. В ресторанчик какой-нибудь? – посидеть, обсудить.

Но подешевле. Да где ж тут, на такой парадной безлюдной улице?

А на то и Петербург: чуть сойти, завернуть – и будет простейший Чернышёв переулок, а на нём – Щукин рынок, – и тут как раз «кооперативное заведение общества официантов». Самое для нас.

Чхеидзе – разболевался, уехал. С ним же всунулись в автомобиль двое деловых военных, Станкевич и Филипповский, и старик Пешехонов. Зато в последние минуты как раз подоспел Скобелев: только что с вокзала, уже ехал в Стокгольм, с пути вернули его телеграммой на кризис, – вернулся, гордый и тем, что ехал в Стокгольм ото всего российского социализма, и тем, что вернулся в такой важный момент.

Тем лучше! – компания оставалась ещё социалистичней, можно будет чётко поговорить. Каменев? – не будет скандалить. (А писания его не отличались ни большой оригинальностью, ни литературным блеском, хотя Гиммер всё же печатал его в «Летописи», когда тот присылал из Сибири.) Каменев – недостаточно остр, у него нет острых углов и ударных пунктов.

Зато Гиммер только из них и состоит.

Сунулись в ресторан – закрыто, рано им, ещё недалеко за полдень. Но находчивый Брамсон – сразу скрылся через чёрный ход, с кем-то договорился, – блюд пока нет, а впустить – впустили. И снова входную дверь на замок. И даже отвели им кабинет. Сколько нас? – десятеро. Да нам ещё удобней! – настоящий социалистический клуб. Сели за один длинный стол, поместились. А блюда – подоспеют.

Союзников у Гиммера, в общем, не было, хуже, чем вчера на ИК. Но не числом побеждают, а уменьем, остротой ума, напряжёнными усилиями даже одиночного духа. Вчера ночью так и остался недоголосованным вопрос: входить ли в правительство в большинстве или в меньшинстве? Сейчас был момент попытаться! – тут союзники будут эсеры, хотя, жаль, нет Чернова. Политический опыт говорит в пользу тактики изматывания: даже при ничтожных шансах пытайся убедить и предлагай поправки!

И едва уселись за пустым ещё столом, но под белой скатертью, – ни разу ещё так не заседал ИК, – Гиммер завёл сразу и спор, и начал с критики: как неосторожно социалисты соглашаются взяться за подавление анархии. Так нетрудно скатиться и под знамёна контрреволюции. Конечно, анархия явление нежелательное, но и: надо же защищать право революционного народа на свободный коллективный организованный почин – как в разрушении старого, так и в творчестве новых форм жизни. И в каком-то смысле эти новые формы – новое отношение к собственности – надо видеть и в захвате домов Лейхтенбергского и Дурново. И подобные вопросы будут возникать перед коалиционным правительством то и дело, и надо иметь в правительстве уверенное социалистическое большинство.

И покосился на Гоца: насчёт анархистов он так не согласится, но – большинство? но большинство в правительстве?

Как Гиммер и рассчитывал, Гоц, тряхнув длинными чёрными густыми волосами:

– Не просто большинство, но занять наиболее боевые посты! Не коалиционное правительство, а – революционное! Трудовая демократия должна быть хозяином в государстве.

А тут – любители поспорить, только спичку поднеси. Войтинский, по своему темпераменту, тоже:

– Мы должны дать не статистов, для авторитетности кабинета, а истинных работников.

Каменев ловит:

– Но если хотеть в правительстве большинства – почему тогда не просто взять Совету всю власть в свои руки?

Однако на этот большевицкий край тоже нельзя переклониться, это Гиммер всё время имеет в виду.

Богданов: – Опыта соправительства буржуазии и социалистов ещё нигде в Европе нет, тут есть над чем задуматься.

– Но и опыта диктатуры пролетариата тем более нет.

– Если буржуазия уйдёт из правительства – Европа откажет в кредитах.

Кротовский: – Какое ж может быть революционное правительство, если даже у социалистических министров все исполнители и департаменты будут буржуазные? Революционных администраторов у нас нет, потому и есть над чем задуматься.

А холодный твердочелюстный Дан – без Чхеидзе самый тут старший. Хоть решение и принято (впрочем, конференция меньшевиков впереди), он не верит в него и отвергает всё равно:

– Буржуазия потому так настойчиво нас приглашает, что хочет переложить все возникшие осложнения на плечи демократии. Вот наша обстановка: справа – враждебная буржуазия и вся обывательская масса, потенциально контрреволюционная, затаившая ненависть к демократии. Слева – подавляющее большинство справедливо настороженного пролетариата. Впереди – империалистическая буржуазия Англии и Франции, со всеми их подголосками, и они уже начали поход на русскую революцию. Добровольный уход крупной буржуазии от власти, Гучкова, Милюкова, – это рассчитанная ловушка. Эта одна из форм наступления на демократию: «пусть возьмут власть и сломят себе шею!» Надо очень ещё подумать. Сейчас гораздо большее мужество требуется – не войти в правительство, чем войти.