Вот показалась его кудрявая голова, ясные ребяческие глаза.

– Давайте сумку сюда. Быстрее! Она заметная… может выдать.

Прижав к животу белую сумку с монограммой, он опять нырнул под косо свесившееся одеяло и на этот раз исчез совсем.

Писатель, насвистывая сквозь зубы, пошел открывать.

ОПЯТЬ ОНА

 (Визит пятый)

Это была опять она. Дама в красном плаще. Рассерженная Медея со змеящимися, как будто одушевленными волосами, которые сейчас, когда она стояла на ступенях крыльиа, ветер выдувал из-под капюшона, красного с черной оторочкой. Право, ей следовало бы ездить на колдовской колеснице, запряженной драконами. Но, судя по сапогам, густо залепленным грязью, она немало походила сегодня пешком. Что ж, у драконов, наверное, тоже бывают выходные дни,

– Однако вы довольно долго продержали меня под самым стоком воды. У вас льет именно над входом.
– Она отодвинула Писателя в сторону (толчок был чувствительный, совсем не женский) и решительно прошла в коридор. Надменная, очень прямая, прислонилась спиной к деревянному ящику часов.
– Стали запирать дом? Очаровательно.
– Ее яркая улыбка была полна яда.
– Вероятно, после моего утреннего визита. Ну, ведите меня в комнату, что же вы?
– прикрикнула она на Писателя.
– Живее!

Пожав плечами, Писатель повел ее в комнату. Скинув с плеч мокрый красный плащ, Медея на ходу пренебрежительно бросила его на письменный стол, осталась в узких брюках, заправленных в сапоги, и в темном глухом свитере без всякой отделки или украшений. Беспощадно пятная ковер грязными сапогами, прошла к окну и села в кресло. Писатель отметил про себя, что даже в продавленном кресле гостья сидела с очень прямой спиной, вся собранная, напряженная, - видимо, она вообще не умела расслабляться.

– Скажите мне спасибо. Все сделано, все улажено. Я все уладила, - сказала она резко, подчеркивая слово “я”.
– Специально прогулялась раз и другой по улице Девы Марии, что за старым кладбищем… Эти дураки-агенты немедленно клюнули и пошли по следу!
– Она, видимо, все еще переживала упоение борьбы, глаза ее сверкали, щеки окрашивал нервный румянец.
– Я была в черном плаще, как он, рост у меня приличный, почти мужской. Волос не видно, если капюшон застегнуть наглухо, лицо прикрывала шарфом и темными очками. Ну и сумка, конечно… точно такая же, как у него, почти те же буквы. С плащом - вы понимаете, конечно, что я сделала…

Нет, Писатель не понимал.

– О господи! Так просто, - сказала она с отчетливым презрением.
– Все мужчины тяжелодумы… Они должны искусственно развивать в себе наблюдательность к мелочам, тогда как мы, женщины, мелочны от природы. Любая деревенская девчонка, ревнуя, такое разглядит в своей сопернице, что не снилось никаким сыщикам мира!

Она потянулась за своим плащом, который красным пятном лежал поверх разложенных бумаг Писателя.

– Вот так… - И жестом фокусника вывернула плащ наизнанку, на его черную оборотную сторону.
– Это же само напрашивается.

Теперь на письменном столе лежал брошенный густо-черный плащ, только где-то за обшлагом рукава чуть сквозила узкая красная полоска.

– Да, проще простого, - сказал Писатель задумчиво, поднимая рукав и для чего-то заглядывая в его красные недра.

Аи да баба! Обманула честных гангстеров, запутала их, закружила.

У них еще будут, чего доброго, серьезные неприятности по службе!

А потом, когда надобность миновала, она, вероятно, выбросила сумку в канал, наложив в нее камней, перевернула в подворотне плащ на красную сторону. И оборвался, исчез след мужчины в черном плаще, который разгуливал по улице Девы Марии. Остроумно, ничего не скажешь.

Неожиданно Медея сказала, повысив голос, подчеркнуто громко:

– Выходи, не дури. Ты слышишь? Ведь я прекрасно знаю, что ты тут.

Повисло молчание. Никто не откликался.

Она встала, решительным жестом сунула руки в карманы брюк, надменно вскинула голову.

– Ну? Живее! Слава богу, я не слепая. На самом видном месте лежит… а я-то его вчера искала… рукав от моего вязанья.
– На письменном столе Писателя осталось лежать тряпье, в которое был завернут аппарат изобретателя.
– Хватит! Довольно игрушек!
– В голосе ее послышались резкие ноты.
– Иди-ка сюда.

Из-под кровати медленно, как будто нехотя, вылезла на свет голова, показались плечи… Встал широкогрудый мужественный человек, смущенный, как школьник перед учительницей, неловко переминаясь с ноги на ногу.

– Ну, натворил глупостей? За один день столько напортил. Хорошо, что я поспела. Ты как ребенок, ты ведь не знаешь жизни, тебе нельзя действовать самому. Вот что получается, - она показала на разбегающиеся по стеклу книжного шкафа трещины, - когда ты один едешь в город.
– Тон у нее был снисходительный, матерински покровительственный.
– Теперь ты понял, что это я - и только я - спасаю тебя от забот и неприятностей? Оберегаю тебя от самого себя? Что только со мной ты в безопасности?

Он слушал молча, не протестуя, но и не соглашаясь. Лицо у него было какое-то темное, усталое, в кудрявых волосах запутался пух от перины. Голубые глаза смотрели в сторону, и трудно было понять, чего в них больше - покорности или упорства.

– Ну хорошо, об этом потом.
– Она перешла к деловым распоряжениям.
– А сейчас возьми плащ…

Он, видимо, привык слушаться этого голоса, подчиняться ей во всех житейских вопросах. Повернулся было, чтобы идти в коридор и разыскать там свой припрятанный плащ, но она остановила его.