— Отказались? — резко спросил Роберт.

— Почему это вас так удивляет? Что тут необычного?

— Ничего. Но это может многое объяснить. За что вы прогнали ее?

— За воровство, — отрезала старая миссис Шарп. — Она вечно таскала то шиллинг, то два из кошелька, если он валялся на виду, — добавила Марион. — Но нам так нужна была уборщица, что мы делали вид, будто ничего не замечаем, только старались прятать подальше кошельки и прочие мелкие предметы, ну, скажем, чулки… А затем она украла часы, которые у меня были целых двадцать лет. Я их сняла, хотела что-то постирать, а когда решила надеть, они исчезли. Это уж слишком. Часы эти, как бы вам объяснить, были частью меня, вроде как волосы или ногти. У нас не было никаких доказательств против нее и не было надежды получить часы обратно. На следующий день мы зашли на ферму, где она жила, и заявили ей, что в ее услугах больше не нуждаемся. Было это во вторник (Роз Глин приходила к нам по понедельникам), и в тот же вторник, после полудня, явились инспектор Грант и Бетти Кейн.

— Понятно. Кто-нибудь еще был рядом, когда вы сказали девушке, что в ее услугах больше не нуждаетесь?

— Нет, по-моему. Насколько мне помнится, мы встретили ее на дороге около коттеджа.

— Ну и как она приняла ваши слова?

— Покраснела. А почему вы спрашиваете?

— Потому что она показала, что когда работала здесь, то слышала крики с чердака.

— Ах вот как, — презрительно протянула миссис Шарп.

— Есть свидетельство, что она упомянула об этих криках еще до того, как дело Бетти Кейн получило огласку.

Наступило молчание. И еще раз Роберт подивился тому, какая мертвая тишина царит в этом доме.

— Это уж, — сказала наконец Марион, — называется удар прямо в лицо.

— Вы совершенно правы.

— Но это удар и для вас.

— Удар для нас всех.

— Нет, я имею в виду с точки зрения профессиональной.

— Как это?

— А то, что мы, возможно, налгали вам! И с таким случаем вы впервые столкнулись в вашей практике.

— Бог с вами, Марион! — сказал он нетерпеливо, впервые назвав ее по имени и сам того не заметив. — С чем я действительно столкнулся, если уж столкнулся, то с выбором: верить вашим словам или словам Роз Глин и ее дружков.

Казалось, она не расслышала его слов…

— Я хочу, — страстно произнесла она, — Господи, как я хочу, чтобы у нас было одно, пусть самое маленькое, крошечное свидетельство в нашу пользу! Этой девчонке везет во всем, всегда, везде! Мы твердим: «неправда!», но ничем не можем доказать, что это неправда! И все, как нарочно, складывается так, чтобы подтвердить ее наглое вранье, и ровно ничего не доказывает, что мы говорим правду! Ничего!

— Сядь, Марион, — сказала ее мать, — гнев еще никогда никому не помогал.

— Я могла бы убить эту девчонку, понимаете, убить! Господи, да я бы била ее дважды в день целый год подряд, и снова принялась бы ее бить с первого дня нового года. Господи, когда я подумаю, что она с нами сделала…

— А вы не думайте, — перебил ее Роберт. — Думайте лучше о том дне, когда ее разоблачат на открытом заседании суда. Если я хоть что-то понимаю в людях, то для мисс Кейн это будет куда больнее, чем если бы ее попросту избили.

— Вы верите, что такое возможно?

— Верю. Правда, не знаю, как мы этого добьемся, но верю!

— Интересно знать, это оптимизм чистой воды, мистер Блэр, — осведомилась миссис Шарп, — или ваша внутренняя вера в конечное торжество добра?

— Не знаю. Думаю, что правда обладает своей собственной силой.

— Дрейфус почему-то этого не находил, а также другие невинно осужденные, — сухо произнесла она.

— Но в конце концов имели случай в этом убедиться.

— Ну, откровенно говоря, мне не так уж улыбается проводить всю жизнь в тюрьме, ожидая, пока правда воссияет во всей своей силе.

— Не верю, что дело дойдет до тюрьмы. Полицейский суд состоится в понедельник, и, так как у нас нет доказательств для защиты, дело передадут на выездную сессию главного суда. Но я попрошу взять вас на поруки, и, следовательно, вы останетесь здесь до суда в городе Нортоне. А до той поры, надеюсь, Алеку Рамсдену удастся напасть на след девчонки. Все, что нам требуется, это доказать, что она была в те дни не у вас, а где-то в другом месте. Если мы это докажем, вся ее версия рухнет. А для меня это уже вопрос чести!

— Вы намерены публично раздеть ее, как «Эк-Эмма» публично раздела нас? — спросила Марион. — И вы думаете, что на нее это подействует так же, как на нас?

— Быть героиней газетной сенсации, быть кумиром любящей семьи и вдруг предстать перед публикой вруньей, обманщицей, распутницей? Еще бы на нее это не подействовало! Этого-то она больше всего и боится! Пока что вся эта эскапада шла ей на пользу. Ей вновь удалось сблизиться с Лесли Уинном. Ведь когда он полюбил другую девушку и решил жениться, то в их отношения вкрался холодок. А пока она оскорбленная героиня, Лесли будет подле нее. Но стоит ему узнать, какова она на самом деле, он будет для нее потерян навсегда.