Как только я в сопровождении Карла протиснулся мимо остальных, чтобы в третий и, предположительно, в последний раз подтащить металлическую раму из предыдущего помещения, мою голову пронзила внезапная, идущая сразу отовсюду боль, которая в середине моей головы превратилась в какой-то пульсирующий сгусток, что казалось, моя голова вот-вот взорвется. Я вскрикнул от боли и ужаса, пошатнулся, несколько мгновений тщетно пытаясь сохранить равновесие, перед моими глазами закружился целый рой разноцветных точек, я шагнул вперед, инстинктивно ища рукой, за что бы схватиться, чтобы не упасть с горы строительного мусора, и схватился за одну из импровизированных задних подпорок для потолка. Мой испуганный, горестный вскрик превратился в отчаянный, пронзительный вопль, пронесся по жуткому лабиринту, когда я увидел, как моя рука, которой я, падая, крепко схватился за ногу кровати, наклонила опору сначала на несколько сантиметров, а потом, прежде чем я успел среагировать и выпустить мою опору, полностью отошла со своего места и рухнула вместе со мной вниз. Куски бетона и строительный мусор с шумом посыпались с потолка, который, лишившись своей хилой опоры, сразу начал обрушаться. Я еще слышал, как испуганные проклятия остальных превратились в панические крики, и с потолка сзади меня посыпались на кучу мусора с тупым, тяжелым звуком бесчисленные мелкие и некоторые большие, тяжелые куски породы, меня что-то больно ударило, и я скатился к подножию холма.

Мне невероятно повезло, еще больше, чем Юдифи незадолго до этого в похожей ситуации, потому что те камни, которые сбили меня вниз, частично пронеслись лишь на волосок, но мимо меня, и лишь некоторые маленькие камушки попали мне по ногам, по спине, по затылку, но были не в состоянии причинить мне какие-то серьезные повреждения, разве только несколько синяков. Я разорвал джинсы и содрал кожу на коленях, но когда я со стоном поднялся на полу, со мной по большому счету все было нормально. Меня покрыл слой бело-серой каменной пыли, она стояла в воздухе, когда я оглянулся через плечо назад, услышав, как Юдифь и Элен одновременно испуганно выкрикнули мое имя. В следующую секунду погас свет. Я услышал, как кто-то закашлялся и пытается ощупью пробраться по нише, которую мы проделали, вернуться назад. И тут вдруг раздался оглушительный треск — если только я не ошибаюсь, а это возможно, так было потрясено за последние секунды мое восприятие — этот треск доносился с того места, где начал обрушиваться потолок, и быстро распространился по всему помещению.

В следующее мгновение потолок рухнул нам на голову. По крайней мере, мне так показалось. Снова раздались панические крики, шум, треск, шум падения. В темноте я увидел, как ко мне приближается какая-то темная тень. Удар, который пришелся мне прямо в голову, шлепнул меня об стену с такой силой, что я подумал, что я слышал, как хрустнула моя челюстная кость.

Я уже не чувствовал, как упал на твердый каменный пол, но вдруг у меня появилось чувство, будто я, освободившись от своего собственного тела, смущенный и беспомощный, но освобожденный от всех болей и страхов, плыву в темноте. Темнота светилась совсем чуть-чуть, но вполне достаточно, чтобы различать контуры вещей. Я уже не был в подвале, но вокруг меня была темная ночь, полная, путающая ночь, и страх, от которого я поначалу освободился после потери сознания, вдруг вернулся и стал таким внезапным и сильным, что я почувствовал, как под моими ребрами бешено заколотилось сердце.

Все произошло в обратном порядке: я почувствовал панический страх, прежде чем я понял причину. Паника достигла своего апогея как раз тогда, когда я увидел открывающуюся вверх дверь, которая была опущена до полу прямо у самых моих ног. Но это было еще не самое страшное.

Я услышал шаги, будто кто-то легко, вприпрыжку идет ко мне, будто от множества детских ног. Я испуганно посмотрел вниз, на ступени, которые в нескольких метрах от меня растворялись в темноте, а верхние ступени этой лестницы как раз заканчивались у опущенной двери. Должно быть, я взбежал по лестнице быстро, не останавливаясь только что, так как моя футболка была совершенно мокрая от пота, она липла к телу, я тяжело и быстро дышал, а в боку у меня сильно кололо.

Дети приближались, я слышал проклятия и угрозы, которые они выкрикивали, злобный смех — все это доносилось до нас сквозь темноту. Мириам, которую я притащил сюда, наверх этой башни, до самой верхней площадки, которая, освещенная серебристым светом месяца, была погружена в таинственный, мистический свет, так сильно обняла меня, что мне стало трудно дышать. Я затравленно оглянулся в поисках спасения. Мы находились наверху башни, я узнал контуры учительского общежития внизу, прямо под нами, а чуть вдали угадывались и контуры основного здания. Нигде не было света. Наших криков не услышит никто, а если и услышит, то будет слишком поздно. Мы были наедине с кровожадной бандой демонов, которые прятались в обличье детей, мы были загнаны ими на вершину башни, в которой не было ни окон, ни крыши, как я вдруг вспомнил из другой реальности (я уже не мог проводить грань между сном и реальностью, а лишь только между двумя реальностями), а только высокая, примерно до бедер каменная стела с зубцами и бойницами, толщиной не менее метра.

Первый ребенок уже почти догнал нас. Во всяком случае, в первый момент я подумал, что это был ребенок — быстрые, легкие, семенящие шаги, которыми эта сущность преодолела последние отделявшие нас от него ступени, звучали так, как будто это был ребенок.

Но это был не ребенок. Это была Мария.

Я удивленно вскрикнул, когда я узнал ее, но мое удивление быстро сменилось страхом, паникой, которая сразу же пришла на место удивления.

«Ты не принадлежишь к нам». Мария была взрослой женщиной, с которой я познакомился в Грайсфельдене, она была одета в тот же самый однотонный твидовый костюм, совершенно не подходящие к нему походные ботинки и совершенно ни на йоту не переменилась. Но голос ее звучал как голос ребенка. Светлый, чистый и незрелый, тем не менее пугающе решительный и угрожающий. В ее глазах светилась чистая враждебность.

— Ты должна исчезнуть, — сказала она, повернувшись к Мириам твердым голосом. — Немедленно.

Мириам посмотрела на меня. Ее щеки были грязны, расцарапаны и мокры от слез, а в ее огромных, удивительных, но при этом прекрасных, экзотических глазах стоял страх и глубочайшее отчаяние, оттененное удивлением от такой жестокости и крошечным лучиком надежды, который вот-вот окончательно угаснет. Когда она разомкнула свои объятия, а ее нежные ручки соскользнули с моих предплечий, прежде чем она сделала первый крошечный шаг от меня, я уже знал, что должно произойти нечто ужасное, нечто несказанно чудовищное. Она обернулась и подошла к зубьям. Я не совсем понимал, что она хочет сделать — мысль была слишком жуткой, чтобы разрешить ей проникнуть в мое сознание. Но я понял, что я должен сделать что-то, подбежать к ней и остановить ее, пока не поздно.

Я стряхнул с себя оцепенение, которое охватило меня, выкрикнул ее имя и сделал шаг в ее направлении, но она даже не обернулась ко мне. Сзади меня раздались голоса, детские голоса.

— Ты останешься с нами, — услышал я.

Я повиновался.

Вдруг все вокруг переменилось. Подобно облаку пыли от камней и породы, которое на некоторое время окружило меня и закрыло весь обзор, меня окружила совершенно другая реальность: наше место побега наверху в башне, Мириам и Мария, ночное небо и остальная окрестность, которую я мог видеть. Но и эта картина постепенно растворилась, потеряла достоверность, как будто превратилась в темную акварель суицидально настроенного, параноидального художника. Затем она разлетелась на атомы, которые исполнили свой запутанный танец, превратились в зеленые, коричневые, желтые, белые и голубые пятнышки на пестрой картине художника-пейзажиста. Несколько мгновений облако красок и бесформенных контуров кружилось вокруг меня, а затем сложилось в новую картину. Ветер утих, осталось лишь что-то наподобие легкого бриза, который только слегка колебал пеструю листву деревьев, между которыми я вдруг оказался. Твердые булыжники башни, среди которых я только что находился, превратились в мягкую, красно-коричневую почву леса, на которой исполняли свой танец желто-оранжевые лучи высоко стоящего в небе, необычно теплого осеннего солнца. Пели птицы.