Минуты проходили… А может, только секунды? Ему показалось, что кто-то идет… Да, да, приближается, он слышал шаги. Шаг, шаг, еще шаг… Они отдавались в приникшем к земле виске, как набат…

Вот те, кто шли, остановились. Совсем близко. Слышно, как шуршат камешки под подошвами, как скрипят сапоги одного из них.

— Он где-то здесь, — сказал тот, кто был ближе.

— Сволочи, черт их принес. Ты не разглядел, сколько их было? Вдруг начнется Поглощение?

— Ерунда! Мы их раньше перестреляем.

Один ушел, а тот, кто стоял ближе, остался. Потом и он передвинулся немного. Алекс рискнул приподняться и выглянуть. Человек с охотничьим ружьем стоял на дороге. Алекс разглядел короткие кривые ноги в черных драных брюках и покрытые пылью сапоги. Неожиданно человек повернулся и вскинул ружье. Из-за угла дома выскочил Ситмах. Два выстрела прозвучали одновременно. Тот, в черном, упал в пыль на дороге. Упал и Ситмах.

Алекс, ничего уже не соображая, вскочил и, позабыв о людях с ружьями и их разговоре, бросился к Ситмаху.

Он был почти рядом, когда ощутил опасность. Он почувствовал знакомую дрожь земли. Поглощение? Он метнулся вперед, в кусты, но провалился в канаву. И тут вновь затрещали выстрелы. Все пули летели в него, все люди вокруг хотели, чтобы он больше не жил, не смел дышать, не мог ходить, чтобы остатки изуродованного мира принадлежали только им. Мальчишка лежал в жгучей крапиве, ожидая, когда же заряды ненависти долетят и уничтожат его. Что его защищало? Желание жить? Или ружье Ситмаха, что стреляло подле?

Он приподнялся и позвал своего спасителя. Стебли вокруг зашуршали, и Ситмах скатился к нему в полную ржавой воды, заросшую крапивой канаву, принеся с собой запах пота и пороховой гари.

— Алекс, живой, черт?

— Живой, — пробормотал Алекс. — А ты?

— Частично… Уходим, скорее…

Алекс и сам чувствовал, как в земле нарастает знакомая дрожь… Опротивели они ей. Надоели. Сейчас чавкнет — и сожрет.

Ситмах вскочил и, пригибаясь, побежал вперед, при каждом шаге заваливаясь на один бок.

— Ты ранен? — спросил Алекс. Не верилось, что с Ситмахом может что-то случиться.

— Да, зацепило, — отозвался тот.

Теперь Алекс заметил, что на серых грязных брюках чуть повыше колена расплывается бурое пятно.

— Скорее, скорее, — торопил Ситмах. — Потом будешь выражать соболезнования…

Они выскочили на улицу и побежали, уже не скрываясь. Они очутились между двух огней — между ненавистью людей и ненавистью земли.

Им грозили ружья тех, кто скрывался в домах, их отторгала сама Земля.

Но выстрелов больше не было, и дрожь под ногами стихала. Они выбрались из поселка и остановились. На дороге никого. Ни Родиона, ни его жены, ни Макса. Даже конь Ситмаха исчез.

— Может, их поглотило? — тихо спросил Алекс.

— Поглотило, точно… — согласился Ситмах, кривя губы, — только не отроешь уже.

Он сел на камень, поросший мхом, и, достав нож, разрезал штанину. Нога там, где вошла пуля, посинела. Кровь, стекая, образовала темно-красную дорожку, и Алекс подумал, что в ботинке у Ситмаха чавкает не только вода из канавы… Ему стало не по себе…

— Может, вырезать пулю? — предложил Алекс.

— Ты будешь?

— Я? Нет… — он даже отступил.

— Так не говори ерунды. Лучше возьми нож и срежь кору с дерева. Только не лапай изнутри руками.

Ситмах, приложив кору, завязал ногу куском драной подкладки. Они остались вдвоем без еды, без лошадей, далеко еще от границы Поглощения.

— Ерунда, — сказал Ситмах. — Все ерунда. Чем нас меньше, чем мы бессильнее, тем маловероятнее Поглощение. Земля просто-напросто нас боится и уничтожает из страха.

Он встал, опираясь на ружье, как на палку. И они двинулись дальше. Поначалу Ситмах шел довольно бодро, потом стал хромать все сильнее и сильнее. Возле каждого озерца и ручья он останавливался попить и наполнял флягу водою, но фляги хватало ненадолго. Алекс предложил опереться на него. Ситмах смерил мальчишку выразительным взглядом и не ответил ничего. Но вскоре тяжелая рука Ситмаха опустилась ему на плечи, и они побрели в обнимку, как пьяные, что возвращаются с кутежа…

Когда совсем стемнело, оба путника повалились на землю и так лежали, не в силах сделать ни шага. Превозмогая усталость, Алекс поднялся и отправился собирать сухостой. Костер разгорался плохо. С болота тянуло сыростью. Ситмаха стало знобить. Наконец огонь разгорелся и стал согревать. Тепло обнадежило. Быть может, они доживут до рассвета, доберутся до границы, а там… Там будут люди… Они не станут стрелять. Они протянут руки.