– Па-а-адъем! – Пека вдруг рявкнул. Я очнулся. Хоть и не спал. Или спал?

– Сборы пять минут!

При нашем аскетизме и пяти минут много. Скромный завтрак: молоко и ко-ко-ко!

Вывалились на улицу. Почему опять никого? Семь часов вечера? Но тогда был бы народ.

– Рано вышли? – об этом Пеку спросил.

– В каком смысле?

– Где народ?

– Прошел уже народ.

– А мы, значит, уже поздно?

– Со мной поздно не бывает никогда!

Как всегда, говорит загадками. Держит в напряжении. Руководит массами, включая меня. Хотя лично у меня ничего, кроме раздражения, это не вызывает.

– Что тут ржавые бочки на каждом шагу? – ударясь коленом, вспылил я.

– Топливо завозят в них, а мерзлота их не принимает. Бывает, в пургу дорогу находим по ним – от бочки к бочке. Сейчас-то нормально. А бывает пурга, что и бочки сносит. Да что бочки! Тут как-то пацан, школьник с третьего этажа, обогнал меня на лестнице, отпихнул – мол, опаздываю. Ну-ну. Выхожу за ним, гляжу – ветер уже перевернул его и несет так, словно он на голове скачет! Схватил его, перевернул, на ноги поставил. Так он сразу: «Пусти, в школу опаздываю!»

– Да, крепкие школьники у вас.

– Нормальные!

Тут все главные улицы, как у нас к Адмиралтейству, сходились к высокой сопке в конце. За ней поднималось какое-то зарево. Солнце? Но оно здесь позже показывается… в основном под горизонтом крадется.

– Северное сияние?

– Ага. В аккурат в честь тебя летом зажгли!

Дружно шли, прирастая Сибирью и друг другом. Забрались наконец на вершину. Привольно вздохнули. Да-а. После долгого аскетизма зрения – это картина! Широкая долина внизу, освещенная прожекторами, море сверкающих рельсов, снуют вагонетки… Конец долины – как бы огромный дымящийся рот, который их заглатывал и выплевывал пустые, как шелуху. Театр! И сопки – как ложи.

– А где Пьяная Гора?

– На ней стоим.

Точно! Прям из-под нас, словно между ног, вагонетки выезжают.

– Вот, – Пека произнес. – Досюда казаки, мои предки, доскакали. И отсюда мы не уйдем!

Прям как памятник! Но я-то, надеюсь, уйду?

– Ну, так ты куда? – Он оглядел меня, словно впервые увидел.

– А куда ты, туда и я. – Я буквально задыхался решимостью.

– А, ну да, – равнодушно произнес он.

Неадекватная реакция! Стали спускаться вниз. Я глядел на грохочущие вагонетки все с большим испугом.

– Сама-то руда не шибко фонит, – «успокоил» Пека. – Вот при обрушении пыль – та стреляет! И гамма- и бета-излучение бьют!

– Наверное, надо чего-нибудь напялить? – небрежно уточнил я.

– Да ты, вроде, немало напялил! – усмехнулся он.

– Но это все, вроде, не то? Наверное, надо что-то специальное? – Я старался не суетиться.

– Ну, – лениво он ответил, – это надо долго подбирать…

Хорошо он заботится о здоровье друга!

– Вообще… – остановился в раздумье. Я тоже встал. – Выдается респиратор «Фиалка»… чтоб пыль шибко не глотать.

– Та-ак…

– Но все снимают его – в нем много не наработаешь.

Значит, спасения нет?

– Ну? Назад? – насмешливо спросил Пека.

– Вперед!

Мы пошли к сетчатым воротам.

– Да! – вспомнил вдруг он. – Самое главное забыл тебе сказать.

Еще и главное?

– Насрано там всюду. Сортиров-то нет.

Я остановился как вкопанный… Сломался на дерьме?

– Идем! – я решительно двинулся.

– Ну иди. – Пека не двигался с места.

– А ты?

– Так я еще в отпуску! – захохотал радостно.

Пошутил!

– Так значит, некуда нам идти?

Отличный у меня соавтор!

– Ну почему же? Найдутся дела.

– Так пошли.

Подошли к трехэтажному каменному дому, колонны с гипсовым «виноградом» наверху: «сталинский вампир». Управление рудника. Пека уверенно ходил по коридорам, входил без стука в высокие кабинеты, запросто жал важные руки, неторопливо беседовал (денег за «колготки детские» никто не требовал с него, видимо, уже потеряли надежду). Про меня он как бы забыл, потом вспоминал вдруг, но очень ненадолго: «А! Это приехал фильм про меня снимать». Особенно мне нравилось слово «это»… Да, всегда я так: лечу восторженно – и мордой об столб!

Однако Пека продолжал показывать меня по кабинетам. Мне тоже было интересно смотреть: директор рудника Жрацких. Точная фамилия! Главный бухгалтер Нетудыхатка… явно прибеднялся, хитрец!

В коридоре мы вдруг лоб в лоб столкнулись с Кузьминым – они с Пекой холодно раскланялись. Что за дела?

– Ну, что там? – озабоченно спросил я, когда Пека вышел из очередного кабинета.

– А ты будто не знаешь? – зловеще произнес он.

– Что я знаю? – холодея, спросил я.

– Приговор! – Пека произнес.