Хайнц поднял бровь.

– Ну, знаешь ли... Это у тебя уже паранойя.

– Производство отравляющих веществ обычно относят именно к этой категории, - пояснил Фридрих.

– Тьфу! Это же надо так выразиться... Просто ты не понимаешь, чем отличается шнапс или водка от ирландского whisky хорошей выдержки... Что делать: мы производим лучшие в мире самолёты и автомобили, но в области bukhla Америка впереди.

Власов подумал, что Эберлингу следует ещё поработать над произношением. Русское слово "бухло" в его исполнении звучало как "букло".

Музыка отыграла своё и стихла. Гуляки немедленно застучали кружками, требуя продолжения. Через минуту "дщ, дщ" возобновилось, и стук прекратился.

– Зато пиво тут варят из нашего солода, - патриотично завершил свою тираду Эберлинг.
– Подождём минуту-другую, а потом... А, вот это к нам идут.

Длинноногая девица в красном "байришском" фартучке - официантка - подобралась к Хайнцу и что-то ему шепнула на ухо. Тот ухмыльнулся и подмигнул Фридриху.

– О, нам сделали столик в кабинете. Пойдём, там спокойно.

Друзья прошли сквозь жующую, веселящуюся толпу. Девушка подвела их к неприметной двери, которую открыла маленьким ключиком. Хайнц достал из кармана смятую десятку и вложил девушке в ладошку. Ключик перекочевал к нему.

Друзья оказались в маленькой комнатке с единственным столиком, на котором уже стояли тарелки, набор стопок и стаканов и зелёная бутылка зельтерской в лотке со льдом. Стены были забраны имитацией витражей с виноградными гроздьями. Всё те же круглые лампы светили вполсилы, создавая то, что обычно называется "уютный полумрак". Фридрих не любил такое освещение - да и вообще "Калачи" ему не показались очень уж уютным местечком. Зато Эберлинг, судя по всему, чувствовал себя здесь вполне комфортно.

Власов, впрочем, догадывался, зачем Хайнц потащил его сюда. Помещение наверняка прослушивается русской полицией - а, значит, вести здесь слишком откровенные разговоры нежелательно. Разве что намёками, вокруг да около. Так они и поговорят. Потом Хайнц пожалуется на усталость, выпитое пиво, попрощается и уйдет. Или не уйдет - в зависимости от того, как сложится разговор. Что ж, пусть так. Власов тоже умеет играть в эти игры.

Хайнц устроился на левом стуле. Фридрих заметил, что лицо Эберлинга скрывает густая тень, в то время как он сам оказался на освещённой стороне столика.

Эберлинг, не заглядывая в меню, сделал сложный заказ из нескольких блюд. Все названия были Власову незнакомы. В довершение ко всему он потребовал ещё пива и двести грамм "русской особой". Власов вопросительно посмотрел на друга: подобное было ему в новинку . Тот сделал непроницаемое лицо.

Быстро пролистав меню, Фридрих заказал себе только десерт: кусок яблочного пирога и чай по-славянски - зафиксировав в памяти, что, ко всем своим прочим недостаткам, заведение ещё и недешёвое: за один чайничек просили три двадцать две.

– Ты не будешь горячего?
– Хайнц казался искренне огорчённым.
– Попробуй хотя бы вырезку с травами... она здесь очень недурна, уверяю тебя.

– Сначала я посмотрю меню, - пожал плечами Власов. Он не понимал кулинарных изысков, и вообще с трудом привыкал к любой новой еде, неизменно предпочитая любым разносолам старую добрую свинину с картошкой. В особенности же он не доверял рекомендациям гурманов - те, как правило, предпочитали жрать какую-нибудь особо изысканную отраву, вроде французского сыра с плесенью. Фридрих же относился к своему желудку - и к телу вообще - проще и серьёзнее.

Девушка, записав в своём блокнотике пожелания гостей, ушла. Эберлинг тут же достал откуда-то прозрачную капсулу, кинул в рот и быстро запил минеральной водой.

– Желудок не варит, - коротко пояснил он.
– Всё от нервов. Крайняя неделька была ещё та. Мы прорабатывали одну версию по Бургу, но, кажется, там...

– Подожди, - Фридрих слегка подвинулся на стуле, - постой. Мы можем говорить?

– В разумных пределах. Тут шарятся русские безопасники. Они нам, конечно, друзья, и в курсе наших проблем. Я имею в виду - по моей линии. Ну... будем считать, что у нас первый крестик.

Власов молча кивнул. Эберлинг намекал на обычную систему пометок допуска к информации для журналистов, принятую в Управлении. На профессиональном жаргоне информационщиков "первым крестиком" назывались материалы, подлежащие самой минимальной редактуре - в основном сводящейся к вычёркиванию некоторых имён и слишком точных цифр.

– Хорошо, пусть будет первый крестик... Что ты думаешь... об этом происшествии в целом?

– Если честно, пока ничего, - Хайнц пожал плечами, - у меня нет даже первой версии. Последнее время я работал в основном по Бургу. Но есть у меня одно подозрение... Наш покойный друг кого-то задел. Может быть даже, кого-то, не имеющего отношения к теме.