– Всё это очень странно. Почему бы ему не связаться со своим сыном и не сделать наследником его?

– Я спрашивала. Потому что он наполовину француз. А Микки всё-таки родился в Райхе, и в нём три четверти дойчской крови. Ему это почему-то важно.

– Ну, положим, не три четверти. Вы же не стали рассказывать этому человеку о своём происхождении, не так ли?

– Какое это имеет значение? Для меня - никакого, - с вызовом заявила фрау Галле.

– Ну, допустим. Всё равно не понимаю. Некий богатый незнакомец желает завещать вашему сыну деньги. Такие вещи делаются через суд.

– Нет, тут всё гораздо запутаннее. Он поставил условия. Во-первых, прилететь сюда, в Москву, и встретиться с ним. Лично.

– Почему в Москву? Разве он живёт в России?

– Н-нет, - лицо женщины смялось.
– Наверное, всё-таки нет. Просто он поставил такое условие: встретиться в Москве. И привезти с собой моего сына... то есть его внука. Он хотел посмотреть на него, прежде чем принимать окончательное решение.

– Боюсь, что знакомство с Микки не доставит ему радости, - усмехнулся Власов.
– Судя по тому, что я услышал, этот ваш таинственный незнакомец верит в расовую теорию хитлеровских времён. В ту пору евгенические законы были жестче, и такие, как Микки, считались дегенератами.

– Вот за это я особенно ненавижу нацизм, - гневно блеснула очами фрау Галле.

– И напрасно. Если бы это был чужой ребёнок, вы бы согласились с подобной оценкой.

– Я не намерена обсуждать своего сына в таком тоне!.. В общем, я бы заставила Микки вести себя как нужно, - без уверенности в голосе сказала госпожа Галле.
– Поговорила бы с ним... В конце концов, я всё это делаю ради него. Ради его будущего. Он ведь совершенно не приспособлен к жизни в Райхе.

– Вы хотите сказать, что на Западе ему будет лучше?

– Я этого не говорила... Но всё-таки, наверное, да. У нас в Райхе не любят тех, кто чем-то выделяются... необычных... не таких как все. Понимаете?

– Нет, не понимаю. Насколько мне известно, в Райхе ценят тех, кто чем-либо выделяются в положительную сторону. И не ценят глупцов, преступников, наркоманов, и прочий человеческий шлак. В вашем Микки нет ничего необыкновенного. Он просто-напросто дурно воспитанный, неумный, неприятный ребёнок, к тому же не вполне здоровый психически. Возможно, он справился бы со своими проблемами, если бы не вы.

– Да как вы смеете!
– на этот раз фрау Галле и в самом деле была возмущена.
– Вы просто не знаете, о чём говорите. Наверное, у вас нет детей, иначе бы вы не рассуждали с таким апломбом! Вы даже не можете себе представить, чего мне стоил Микки! Что я пережила ради него! На какие жертвы шла! Вам не понять...

– Отчего же. Я всё понимаю. Материнский инстинкт и все такое. Хотя, на самом деле, у высших животных, включая человека, это не инстинкт, а социальное научение. Вы в курсе, что самки обезьян, особенно выращенные в неволе, нередко бросают своих детенышей? А это невозможно, будь материнское поведение инстинктивным. Их просто не научили старшие сородичи...

– Причем тут обезьяны?!

– Притом, что нет принципиальной разницы. В данном аспекте. Точнее говоря, есть - у обезьян это все-таки более рационально устроено. Их материнские чувства рассчитаны на десяток детенышей, из которых до фертильного возраста доживут двое-трое. Для них вполне нормально, что большинство пойдет в отбраковку. Но материнская любовь, зацикленная на одном-единственном, да притом явно неудачном ребёнке, превращается в нечто уродливое...

– Опять вы сравниваете людей с животными! Вы никак не хотите понять, что люди - это люди!

– Сравнение человека с животным мне кажется более продуктивным и адекватным, чем его же сравнение со Вселенной. Например, тело человека - это тело животного. Вы ведь не считаете унижением своего достоинства колоть себе свиной инсулин?

– Причём тут тело? Я говорю о человеческих ценностях...

– Которые детерминированы в основном биологией и психологией. Плюс различными морально-религиозными догмами, принимаемыми столь же бездумно, как зверь принимает образ поведения, навязанный дрессировщиком. Во всяком случае, ваши отношения с сыном далеки от идеалов чистого разума.

– Не понимаю, почему я сижу здесь и выслушиваю от вас все эти гадости!

– Вероятно, потому, что у вас нет выбора. Ибо дед Микки - если он и в самом деле тот человек, за которого себя выдаёт - скажет вам то же самое. Только в более резкой форме. Вы ведь и сами это понимаете, не так ли?

– Микки будет паинькой, - повторила фрау Галле.
– В конце концов, его можно купить. Ради некоторых вещей он готов изображать пай-мальчика... какое-то время. Я не поскуплюсь. Я пообещаю ему всё что угодно, лишь бы он угодил дедушке.