Шрифт:
— Оперативно! — изумился Митяй. — Будто вы нас ждали!
— Нет кусать — пирата злится, — объяснил Акира-сан. — Есть кусать — пирата добрый.
— А-а-а, так это вы для пиратов готовенькое держите? Ничего, теперь они сюда долго не сунутся! — И Митяй, передразнив старика, добавил: — Пирата трусливая!
— А разве у вас не на полу есть принято? — Василий аппетитно хрустел поджаренной корочкой.
— Эта была, гразданина нацальник, — улыбнулся Акира-сан. — Я совецки лагерь сидел, за большой стол ел. Меня гразданина нацальник уцил.
— А ты долго в лагере-то сидел?
— Семь лет. В пятьдесят втором освободили вчистую.
— Значит, ты должен сейчас к нам ненависть испытывать, к потомкам мучителей твоих, а? — спросил с набитым ртом Вёня.
— Муцителей? Не-е-е-т! В лагерь весело был! Акира-сан в худозественная самодеятельность был, на балалайка играл, концерта давал! Гразданина нацальник песни любила. — И старец вдруг затянул тоненьким голоском, чисто-чисто: — Соловьи-и, соловьи-и-и, не трево-озте салдат...
— Пусть солдаты, — подхватили мужчины хором, — немного поспят.
— За дружбу наших народов! — чуть не прослезившись, Веня поднял до краев наполненную сакэ фарфоровую чашечку.
Все выпили одним глотком, поморщились, закусили ржаной лепешкой. По телам мгновенно разлилась приятная теплота...
— А ты шо? — Василий заметил, что хозяин не притронулся к спиртному.
— Работа нада. Трезвый голова нада. Акира-сан не хоцет умирать.
— Ты шо, язвенник?
— Акира-сан самолет летать, рыба искать на море.
— Самолет?! — Турецкого чуть не подбросило над скамейкой. — У тебя самолет?!
— Колхозный, — вставил советское словцо старик. — Весь деревня покупала своя деньги.
— А не врешь? — спросил Митяй.
— Зацем врать? — обиделся старик. — Акира-сан никогда не врать. Акира-сан воевать с американа, сбивать их самолета.
— Так ты в авиации служил?
— Акира-сан быть Перл-Харбор, ему вручать императорскую награду.
— Перл-Харбор? — потрясено переспросил Игорь Степанович. — Вы бомбили Перл-Харбор? Братцы, да перед нами же настоящий ас! Лучший из лучших!
— Акира-сан — ас, — скромно потупился старец. — Но Акира-сан не любить хвастать.
— Слушай, скромник, вывези нас с этого острова, а? — взмолился Веня. — Нам позарез нужно.
— Позарез? — не понял хозяин. — Харакири?
— Нам бы в Ивакуни перебраться! Знаешь, где это такое?
— Ивакуни... — наморщил лоб старец. — Мой младсий дось работала в Ивакуни. Это далеко... Самаяета маленькая...
— А это ничего! — нашелся Венька. — Мы друг дружке на колени прыгнем! Не гляди, что мы такие большие! Мы на самом деле очень даже компактные!
— Далеко, гразданина начальник... — Акира-сал явно без энтузиазма отнесся к идее совершить многочасовой перелет на общественном самолете.
— Давай рассуждать по совести, - предложил Веня. — Мы твою деревню от пиратов спасли?
— Спасли... — кивнул старец.
— А ты теперь должен спасти нас. Должен или нет?
— Долзен, долзен... — совсем уж понуро согласился старик. — Нет, далеко, гразданина нацальник.
— Да какой я тебе начальник? — возмутился Веня. — Мы гости у тебя.
Четырехместная «чесна» выпуска конца восьмидесятых стояла посреди широкого луга и была похожа на большую одинокую птицу, которая спустилась с небес, чтобы чем-нибудь поживиться.
— Гарна машина... — восторженно выдохнул Гладий, который вообще обожал всяческую механику.
Судя по свежевыкрашенным закрылкам, новенькой резине на колесах и пропеллерам, бережно укутанным брезентом, жители поселка относились к самолету с трепетной заботой, как к полноправному члену семьи.
Ребята набились в кабину, так тесно прижавшись друг к другу, что было уже не пошевелиться, не вздохнуть.
— Тязело... — озабоченно промолвил Акира-сан, усаживаясь в кресло пилота.
Он напялил на голову шлемофон и начал щелкать кнопочками и рычажками, проверяя готовность крылатой махины. Все вокруг загудело, затряслось, и ребят невольно охватил страх — а вдруг не взлетит? Впрочем, это как раз не страшно. А вот если взлететь-то взлетит, но во время полета не выдержит такого груза...
— Дед, у тебя парашютик лишний не завалялся?— спросил Козлов.
— От судьбы не уйдес, гразданина начальник, — отшутился старец, но по его лицу было заметно — сильно нервничает.