Тинэйджер впереди меня говорит приятелю:

— Где, интересно, он взял столько пробок, а?

— Может, день рождения делал, да? Человек пятьдесят гостей. И специально — «Клинское», чтобы призы…

— Не, навряд ли. Он, наверно, где-то работает — может, в баре. Он или баба его. Или хотя бы в киоске — там же тоже много кто открывает на месте. Я раз брал пиво на остановке, и она мне бутылку открыла — а пробку себе. Я тогда говорю: иди-ка сюда…

Во всяких акциях вроде этой любила участвовать Настя. Она выиграла пару маек, бокал и что-то еще. Майки были размера XL, и она отдала их отцу. Она мечтала выиграть главный приз — машину или поездку за границу. Почти во всех акциях главным призом была машина или поездка за границу. То без чего жить, в общем, можно, но многим хочется получить на халяву.

Стеклянные двери разъезжаются. В «Перекресток» заходит Клык. Он сразу идет ко мне, на ходу кивая кому-то в очереди. Мы жмем руки.

— Что, готовишься угостить меня «Клинским»? — спрашивает Клык.

— Придется. Что делать, раз ты нарисовался?

— «Это вы нарисовались, а мы здесь были». Ладно, все это херня. Я и сам могу угостить, если что. Бабки есть. Просто халява есть халява. Как вообще дела?

— Нормально. Восемнадцатого едем в Питер — у нас там концерт.

— Концерт — это зы. Возьмешь с собой — по ходу, группа поддержки?

— Что значит — группа поддержки? За билет тебе заплатить?

— Обижаешь. За билет платить мне не надо — я и сам с усам. Просто давно уже в Питер хочу — выезд туда не скоро, а сам город люблю…

— Хочешь — поехали. Только не устраивай того, что было в «эрке», ладно?

— Ладно, окей. Решили. Там бы тоже все было нормально, если б не эти уроды. Они сами хотели трабла, ты понял?

— Мое дело сказать.

— Все, сказал. Ну что, скоро там твое пиво? Ладно, я подойду, подвалю только к одному кенту.

По соседней дорожке бассейна непрерывно плавает девушка в розовой шапке. С другой стороны от меня — старуха. Она не плавает, а просто ходит взад и вперед, держась за металлический поручень.

Из мужской раздевалки выходят два высоких парня. У одного вместо ноги — черный пластиковый протез. Он садится на бортик, отстегивает протез, кладет рядом. Нога у него ампутирована выше колена. Парень, соскальзывает с бортика в воду. Второй прыгает вслед за ним на дорожку, где старая тетка.

Парень без ноги плывет мне навстречу. На плече у него татуировка — тигр, оскаливший пасть. Наверно, спецназ, Чечня. Пошел ли бы я воевать, если бы началась война — не где-то в Чечне, а ближе? Или попытался бы откосить? Не знаю. А вообще — странно: по всей стране мирная жизнь, а на Кавказе столько лет продолжается фиг знает что. И любой, кто туда попадает, может уже не вернуться. А здесь чуваки такого же возраста тусуются в клубах, ходят на дискотеки, бухают, трахаются, жрут наркотики, и им, в сущности, насрать на Чечню, на то, что кто-то там погибает, кто-то теряет ногу. Все хорошо, все правильно, так и надо… А всякие уроды-политики спекулируют на этой теме: одни говорят, что надо вывести войска, другие — что нужен более жесткий контроль.

Супермаркет «Рамстор». Клык подкатывает тележку, мы встаем в очередь к кассе. Подходят два чувака с литровой бутылкой водки «Флагман», большой кока-колой и коробкой чипсов «Pringles». Один — в синей куртке и кепке, второй — в черном пальто.

— Пацаны, извините, вы не пропустите нас? — спрашивает чувак в кепке. — А то на поезд опаздываем…

Клык хмуро смотрит на них.

— Мы тоже, вообще-то, на поезд…

— А во сколько у вас?

— В час сорок четыре, — говорю я.

— А у нас в час семнадцать.

— Ладно, проходите.

Чуваки протискиваются к кассе, кладут свои покупки на ленту.

— У вас сидячка, да? — спрашивает чувак в пальто. — Не завидую.

— А какая разница? — говорит Клык. — Один хер — всю ночь бухать, да?

На улице нас ждут Леха, Курт, Валя, Влад и Алина — подруга Курта. Мы распределяем пакеты с «рамсторовским» крокодилом и спускаемся в переход.

У входа в Ленинградский вокзал толчется народ. Напротив, на парапете подземного перехода, сидят алкаши и бомжи. У «шестерки» с табличкой «скупка, золото, мобильные» мент пьет из банки фанту. Светится окна гостиницы «Ленинградская». Мы проходим в высокую деревянную дверь.

Идем по вагону, ищем свои места. Вагон комфортабельный, с большими широкими креслами, по два вместе, и еще одно через проход.

— Мажорный поезд, однако, — говорит Курт. — Такие вагоны, наверно, в «Невском экспрессе» — который доходит за три часа, а билеты охерительно дорогие. Почему тогда наши билеты — почти как в обычной сидячке?

— Вагонов, по ходу, не хватает, — говорит Клык. — Я в таких не ездил ни разу. Сколько в Питере был на выездах — всегда задроченный старый вагон, сиденья дубовые, спинки ни хера не откидываются. Но это все ерунда — никто не спит, один хер. А те, кто и хочет — не могут: мы не даем!