— У меня появилась идея, — Церцерсис встал, подошел к крану и налил еще воды. Громко отхлебнул.

— Приди с той стороны в наш мир могущественные люди, отдельные люди, такие, о которых ты толкуешь, то они немедленно начали бы наводить здесь свои порядки. Ведь они бы нас пожалели. Жуткий мир. Кровавая бойня. Блошек не бережем. Жалость — страшное чувство, Сворден. Она заставляет думать, что весь мир в твоей власти. Или желать этого.

— Что тут плохого? — спросил Сворден. — Разве в мире нет ничего, что надо изменить? А если пришельцы так могущественны, то почему бы им не взяться за это?

— Мир — дерьмо, кехертфлакш, — Церцерсис подергал двумя пальцами кончик носа. — Но из мешка дерьма и мешка галет получится два мешка дерьма. И даже здесь, — Церцерсис топнул по палубе, — стоя по колено в гноище, мне жутко представить, во что превратят мир твои отдельные пришельцы. Они будут жалеть совсем неправильные вещи.

— Вовсе они не мои, — сказал Сворден.

Что-то поскребло по обшивке, породив протяжный гул. Все внутри задрожало. Кружка с водой сдвинулась к краю. Сворден вернул ее на центр стола.

По коридору затопали. Дверь отодвинулась, и внутрь заглянул Кронштейн, как обычно перепачканный смазкой. Кожаная шапка съехала на одно ухо, темные очки-консервы задраны на лоб. Зубами он привычно прикусил длинный болт.

— Усадка! Утряска! — сообщил Кронштейн. — Вода просочилась в трюмы! Помпы забило! — болт на каждом слове перемещался из одного уголка рта в другой и обратно. — Трави давление в гальюнах!

— Было у отца два сына, старший — умный, младший — трюмный, — проворчал обычную присказку Церцерсис. Он всегда ее повторял, как только Кронштейн попадался ему на глаза, непонятно что имея в виду. — Чего тебе, человек?

— Так говорю же — вода в трюмах! — Болт переместился почти к левому уху Кронштейна. — Пожар в торпедном отсеке! Приступаю к стабилизации глубины без хода!

— Сходи проверь, — кивнул Церцерсис Свордену.

— Пятнистую прислать? — уточнил Сворден.

— Кехертфлакш! — Я так и понял. Пошли, — Сворден вытолкал Кронштейна в коридор, вытащил у того изо рта болт и положил в карман.

— Суши выгородки! — во рту механика чудом возник новый болт. Из карманов он точно ничего не доставал.

Спуск на нижние уровни кладбища затопленных дасбутов замедлялся тем, что каждый люк на пути приходилось отпирать и запирать — Церцерсис свирепо следил за герметичностью отсеков. Кремальеры и клинкеты отлаживались и проверялась до тех пор, пока Церцерсис самолично не обследовал и одобрял каждую переборку. Или не одобрял. Тогда у механиков наступали особо трудные вахты.

Но на нижних уровнях добиться герметичности почти невозможно. Там, в толще жидкого грунта, покоились самые древние дасбуты, ржавеющие и сминаемые колоссальной тяжестью многих поколений металлических отложений. Гноище постепенно просачивалось в трюмы, заполняло отсек за отсеком, палубу за палубой, пока полностью не отвоевывало мертвую машину у людей. Тогда приходилось отдавать концы переходов через затопленный дасбут, и возводить обходные из одной части колонии в другую. Если таковые пути требовались. Иначе потерявших связь просто бросали умирать.

Выискивать тонущие дасбуты и являлось одной из обязанностей Кронштейна. Он единственный, кто знал каждый закоулок гноища как свои болты в зубах. А малейшую течь чувствовал, словно прыщ на собственной заднице.

— Команде приступить к курсовой задаче «раз»! — проорал механик в первый подвернувшийся выгороженный закуток. Оттуда немедленно запустили обрезком трубы.

Сворден поймал железяку и аккуратно положил на палубу. Из закутка выполз Червяк, опираясь на культи и принялся ощупывать вокруг себя единственной уцелевшей рукой. Сворден подтолкнул к нему кусок трубы.

— Шещо шашашаша? — прошепелявил, пуская обильные слюни, Червяк. Бельмастые глаза пытались хоть что-то разглядеть в скудно освещенном проходе.

Кронштейн остановился, вернулся и присел на корточки перед калекой.

— Продуть баллоны гальюнов! — проорал в ухо Червяку.

Червяк махнул железякой, но Кронштейн перехватил ее, вытащил изо рта болт и запихнул в ноздрю калеке. Червяк взвизгнул, заелозил, пытаясь уползти в закуток. Из носа потекла кровь.

— Шашаль шашаший! Шашаль шашаший! — причитал Червяк, пытаясь ухватить головку болта обрубками пальцев.

Сворден поковырял ногтем в зубах, терпеливо дожидаясь конца представления. Являясь существом мерзким, Червяк особого снисхождения не заслуживал. Поговаривали, что на культях он ловко пробирается по гноищу, выискивает еще более немощных — умирающих стариков и детей, и высасывает из них кровь.

Отвесив Червяку напоследок оплеуху, Кронштейн выпрямился и сдвинул новый болт в уголок рта:

— Команду отпустить на берег! Дежурным по вахте приступить к уборке кают!

Он их выхаркивает из горла, решил Сворден. Выблевывает из желудка. Сворден попытался вообразить внутренности Кронштейна, забитые железками, и как тот пополняет свой запас, столь щедро расходуемый болты на Червяков и ему подобных уродов. Картина получалась сказочная.