Великий писатель создает своих предшественников. Он их создает и в какой-то мере оправдывает их существование. Чем был бы Марло без Шекспира?

Шекспир обязан своим предшественникам не в большей степени, чем Христос – колодцу, из которого была взята вода, превращенная им в вино.

Все, что следовало сделать в литературе по-шекспировски, в основном сделал уже Шекспир.

История литературы – это большой морг, где всякий отыскивает покойников, которых любит или с которыми состоит в родстве.

В литературе, как и в жизни, каждый сын имеет своего отца, которого он, однако, не всегда знает или от которого он даже хотел бы отречься.

Нет предшественника, где много предтеч.

Всего сильнее влияют не те, за кем идут, а те, против кого идут.

Великий гений образуется с помощью другого гения не столько ассимиляцией, сколько посредством трения.

Источник редко одобряет дорогу, которую избрала река.

Человек, к сожалению, часто оказывается во главе того, что оставил далеко за собой.

Чтобы стать эпигоном, мало отсутствия таланта, нужна еще незаурядная сила воли.

Есть эпигоны, которые выглядят жалко даже среди эпигонов, – это эпигоны Маяковского, Кафки, Пикассо, Матисса. Эпигоны великой школы реализма всегда будут сносны: они могут рассчитывать на интересность самого материала.

Все, что вы написали, пишете и еще только можете написать, уже давно написала Ольга Шапир, печатавшаяся в киевской синодальной типографии.

Настоящий романтик – прежде всего лицедей.

Жизнь движется быстрее Реализма, однако Романтизм всегда остается впереди Жизни.

Романтик пишет на полях классицизма.

Романтик, овладевший искусством, становится классиком.

В романтической школе я провел самые приятные годы своей юности, а под конец высек учителя.

Романтическое окружение – наихудшее окружение для романтического писателя. На Гауэр-стрит Стивенсон мог создать новых «Трех мушкетеров». А на Самоа он пишет письма в «Таймс» насчет немцев.

Откуда взялся натурализм? Ведь не из жизни же?!

Бальзак не больше реалист, чем был Гольбейн. Он созидал жизнь, а не воспроизводил ее.

Я реалист и не могу закрывать глаза на сюрреализм жизни.

Вся скверная поэзия порождена искренним чувством. Быть естественным – значит быть очевидным, а быть очевидным – значит быть нехудожественным.

Истинный демократ пишет, как народ, – искренне, просто и скверно.

Когда критик говорит о книге, что она «искренняя», тут же понимаешь, что она: а) неискренняя и б) плохо написана.

Я не думаю, что поэзия выражает чувства. Она пробуждает чувства в читателе, а это совсем другое дело. Как кто-то сказал: «Хочешь выразить свои чувства – плачь».