– Я не понимаю, какое это имеет значение, сержант!

– Это означает «да» или «нет»?

Нокс смерил ее злым взглядом.

– Не припомните ли, сколько раз вы парковали ваш автомобиль под окнами закусочной и смотрели на Аннелизу через стекло, прежде чем войти внутрь?

Жаркая волна гнева прокатилась по его телу.

– Я понятия не имею, о чем вы говорите!

Мунро спокойно встретила его взгляд.

– Какая машина была у вас в семьдесят шестом?

– А это-то здесь при чем?

Она достала из папки какой-то документ и подтолкнула к нему по столу. Нокс машинально взял его в руку. Это была копия поздравительной статьи, вышедшей в одной из местных газет, когда в семьдесят шестом у него родилась дочь.

– Это ваш автомобиль на снимке?

– В те времена эта модель пользовалась популярностью. У нас тоже была такая.

– Что за модель?

Нокс снова подумал о камере под потолком. Он был уверен, что она работает, чувствовал, что за ним наблюдают через объектив чужие глаза. Несколько пар чужих глаз.

– «Додж Дарт Кастом», – ответил он негромко.

– Четырехдверный седан цвета «коричневый металлик»?

– Верно.

– Совсем как тот неизвестный автомобиль, который был припаркован в конце Линден-стрит рядом с домом Аннелизы Дженсен вечером третьего сентября семьдесят шестого года, не так ли?

– Я уже сказал вам, в семидесятых это была очень распространенная модель.

– Во сколько закончилась в тот день ваша рабочая смена, шеф Реймонд?

– Не помню.

– В тот день вы закончили работу сразу после того, как ездили на вызов на вечеринку школьников?

Нокс Реймонд вскочил на ноги, рывком надел на голову бейсболку.

– С меня хватит, сержант. Мне не нравится ваш тон.

Повернувшись, он шагнул к двери.

– Никуда не выезжайте из города, – бросила она ему в спину.

Нокс резко остановился, обернулся.

– Я прервал свой отдых и проехал бог знает сколько миль, чтобы оказать вам посильную помощь. Я сделал это по собственной воле, а вы обращаетесь со мной как с… устраиваете мне гребаный допрос! Вот что я вам скажу, сержант: если захотите побеседовать со мной еще раз, обратитесь сначала к моему адвокату.

Он взялся за ручку двери.

– Прежде чем вы уйдете, сэр… – сержант Мунро тоже поднялась, – быть может, вы не откажетесь предоставить в наше распоряжение образец вашей ДНК? Нам бы хотелось… исключить некоторые возможности.

– Вам нужна моя ДНК? Сначала получите ордер.

Нокс пулей вылетел из допросной и сердито зашагал к выходу из участка, чувствуя, как внутри него все бурлит. Он совершил ошибку. Огромную ошибку. Ему казалось, он сумеет без труда переиграть эту беременную бабу, но получилось наоборот. Это она переиграла его.

Нужно бежать. Скрыться. И чем скорее, тем лучше.

Анжела сидела с Раулем в их крошечном отсеке в редакции новостей. Сегодня они пришли на работу очень рано, чувствуя себя совершенно вымотанными после допроса в городском полицейском управлении. Дознаватели потребовали показать им отснятый материал, на котором Мейсон, мертвый и весь переломанный, лежал на асфальте в луже крови, окруженный толпой зевак. Сейчас оба снова просматривали эту же запись.

Лица людей, собравшихся вокруг мертвого тела Мейсона – или Рокко Джонса, – казались голубоватыми в свете, лившемся из витрин модного бутика. На других кадрах также были видны красные и синие отсветы мигалок машин экстренных служб, отражавшиеся в лужах и преломлявшиеся в каплях холодного дождя. О дожде Анжела вспомнила только сейчас – вчера вечером она его просто не замечала. Разглядывая попавшие в кадр полураздетые, разукомплектованные манекены в витрине бутика (у одних не хватало рук, у других – головы), она чувствовала себя не особенно уютно – их присутствие придавало съемке откровенно мрачный, даже жутковатый характер.

– Мне нравится, – сказал Рауль. – Это надо оставить.

Он потер руки и показал на кадр, где буквально в нескольких шагах от тела Мейсона пьяный бездомный, прикрывшись от дождя картонками, беспробудно спал под стеной многоэтажки.

– Только подумай, какой подтекст! Падение человека, Мейсона, и рядом этот безымянный алкаш.

Анжела перевела дух.

– А мне твой подтекст не нравится, – отрезала она.

– Что?

Анжела встала и, выбравшись из отсека, принялась ходить из стороны в сторону по проходу между рабочими местами корреспондентов. Отчего-то у нее сосало под ложечкой, а к горлу подкатывала тошнота. Только недавно Мейсон был проклятием ее жизни, точнее, ее профессиональной карьеры, и вот его не стало. И ей почему-то казалось, что она в этом тоже виновата.