Хелен ее не слышала. Она продолжала всхлипывать, вздрагивая всем телом, словно чьи-то невидимые руки трясли ее за плечи. Из ее горла вырывались уже не рыдания, а протяжный вой, в котором не было почти ничего человеческого.

Фейт вскочила.

– Я должна вам кое-что показать, – заявила она. – Это внизу. Я сейчас принесу.

Джейн коротко взглянула на Дункана. Он кивнул и тоже поднялся.

– Я пойду с вами, Фейт, – сказал он.

Оставшись одна со всхлипывающей Хелен и молчащим Куртом, Джейн пыталась понять, что означает этот внезапный порыв. Возможно, Фейт придумала какую-то уловку, чтобы попытаться отвлечь детективов. Но, скорее, ей было просто невмоготу сидеть и слушать, что сделал с сестрой ее отец.

Минуты через три Фейт и Дункан вернулись. Дрожащими руками Фейт протянула Джейн два листка бумаги.

– Мама ни в чем не виновата, – сказала она. – Это все он! Эти страницы из дневника моей сестры. На самом деле он все это время оставался здесь – так же, как ее школьный рюкзак и вязаная обезьянка. Когда Аннелиз исчезла, я ночевала у подруги и… В то время я была слишком мала, а может, меня слишком хорошо оберегали… Я не понимала того, что происходило буквально у меня на глазах, перед тем как сестра пропала. Дневник и другие ее вещи я нашла несколько лет назад, когда прибиралась в подвале… Я тогда развелась с мужем и собиралась переехать обратно в наш дом. Я…

Она замолчала, пытаясь собраться с мыслями. Или с силами. Каждое слово давалось Фейт с огромным трудом.

– Когда я была маленькой, я отчаянно завидовала Аннелиз. Я считала, что родители любят ее больше меня. Она всегда получала маленькие подарки и внимание, а мне ничего не доставалось… Порой я ее просто ненавидела! Я завидовала тому, что папа так сильно ее любит… – Она прерывисто вздохнула. – Но теперь я знаю… Здесь все написано. Я была в безопасности благодаря моей старшей сестре. – Фейт смахнула со щеки слезу. – Аннелиз звала меня Пышкой… Она хотела убежать из дома, но не могла. В дневнике она написала, что боится: если ее здесь не будет, Пышка, то есть я, может оказаться в опасности. Теперь я понимаю…

Она посмотрела на неподвижную, сгорбленную фигуру отца.

– Аннелиз не хотела, чтобы он причинил вред и мне тоже.

– А где сам дневник? – спросила Джейн.

– Я его сожгла.

– Когда? Почему?

– Я… недавно.

Фейт снова посмотрела на отца, который сидел, крепко сжимая пальцами колени. Хелен продолжала стонать и всхлипывать – казалось, она полностью ушла в свое горе и ничего не замечает вокруг.

– Я сожгла его, чтобы избавить маму от… всего этого. Вы явились сюда, чтобы заставить ее выслушивать ужасные вещи… Я сожгла дневник, чтобы этот кошмар закончился раз и навсегда, чтобы призрак моей сестры и все плохое, что было связано с воспоминаниями о ней, улетело с дымом. Если наши грязные семейные тайны выплывут на свет божий, кому-то станет лучше? Мама не виновата в том, что отец делал с Аннелиз. Мама тоже жертва. К тому же в конечном итоге отец так до меня и не добрался. Когда Аннелиз исчезла, все изменилось, а какое-то время спустя он заболел и… потерял мужскую силу. Стал импотентом. Сейчас он заперт внутри самого себя – один на один с тем, что совершил, один на один с собственными сожалениями. Я знаю, он все помнит. И раскаивается, горько раскаивается. Он не может выразить свои чувства, но иногда я вижу это в его глазах. Как бы там ни было, публичное разоблачение его не затронет, не сделает ему хуже, но оно унизит мою мать и причинит ей боль. Оно может ее сломить и, уж конечно, не вернет мою сестру… Так что объясните мне, какой во всем этом смысл?

Джейн ненадолго прикрыла глаза, глубоко вздохнула. Она думала об Ахмеде и Даниэлле Хендриксах, о том, как сильно они хотели, чтобы правда об их сыне и брате стала наконец известна. Думала она и о тетке, которая подарила Дэррилу медальон с исполненной глубокого смысла надписью. Им было очень важно, чтобы все узнали: Дэррил Хендрикс был хорошим человеком, который не мог причинить Аннелизе Дженсен никакого вреда. Думала Джейн и о «шестерке из Шорвью», которую спустя сорок семь лет настигло справедливое возмездие, а также об оставшихся у нее вопросах, ответов на которые она пока не знала. И один из них заключался в том, кто же поджидал Аннелизу, сидя в коричневом седане в конце Линден-стрит…

– Нам придется вызывать вас всех в участок для официального допроса, – сказала она, открывая глаза. – Но сначала скажите мне, Фейт, если вы действительно хотели, чтобы все закончилось, почему вы сохранили эти две страницы?

– Я… я хотела сжечь их, но… не смогла. Это означало бы, что моя сестра замолчит уже навсегда. И еще потому… – Фейт кивком показала на бумаги в руках Джейн. – Я думаю, Аннелиз хотела бы, чтобы ее услышали. Чтобы она могла сказать свои последние слова.

– А может, это вы хотели, чтобы кто-то ее услышал?

Фейт опустила голову и некоторое время рассматривала узор на вытертом, затоптанном ковре. Наконец она сказала негромко:

– Да, наверное… Наверное, в глубине души я действительно этого хотела. Ведь я не знаю, как она умерла, и боюсь это узнать.

Джейн повернулась к Хелен, которая, похоже, немного успокоилась. Во всяком случае, она больше не рыдала, а только тихо всхлипывала.

– А вы, миссис Дженсен? Вы читали дневник вашей дочери? Вы знали, что там написано?

Хелен кивнула.

– Я читала… именно поэтому я его и спрятала. Я не хотела, чтобы полиция нашла его после того, как мы заявили об исчезновении Аннелизы. – Она посмотрела на младшую дочь. – Я не знала, что ты его нашла, Фейт. Я не знала, что тебе все известно о… об отце. Мне так жаль, Фейт! Я предала вас обеих! Я должна была защищать вас, но вместо этого притворялась, будто ничего не происходит.

– Мистер Дженсен… – Джейн в очередной раз обратилась к отцу семейства, который продолжал сидеть на диване словно деревянный. – Вы знали, что ваша дочь беременна от вас?