– Мисс Шелдрик, – вмешалась доктор Квинн, – вы должны немедленно покинуть территорию кампуса, иначе мне придется вызвать охрану.

Профессор потянулась к телефону, и Анжела подняла обе руки вверх.

– Хорошо. Мы уже уходим.

Не двигаясь с места, она следила, как двое экспертов исчезают за дверями института. Рауль продолжал снимать, пока оба не скрылись из вида.

– Отличная работа, – прокомментировал он. – Теперь она ни за что не согласится дать тебе интервью.

Покусывая губу, Анжела размышляла.

– Идем, – сказала она наконец. – Послушаем, что тебе удалось записать.

Когда они вернулись в машину, дождь усилился, а туман все так же полз между древесными стволами. Рауль подключил диктофон к аудиосистеме и включил запись. Шум кафетерия полностью заполнил салон внедорожника. На записи он казался еще громче, чем было в действительности, но и разговор Эллы Квинн и доктора Готье тоже звучал яснее и стал более осмысленным.

«С научной точки зрения это золотая жила… Эмбрион сохранился с почти не поврежденным ДНК… Сапонизация… Мягкие ткани… Может быть, удастся… Тест на отцовство… Адипоцир… Убита… Травма головы… В середине семидесятых… Сапоги… Ключ и кошелек… Лет двенадцать-шестнадцать… Беременна… Да, еще ребенок, который сам носил ребенка…»

От волнения Анжела едва не задохнулась, а ее сердце билось так часто, что готово было выскочить из груди. С трудом попадая пальцами по кнопкам телефона, журналистка набрала в «Гугле» «сапонизацию» и «адипоцир».

– Твою мать!.. – прошептала она, когда дочитала нужные статьи. – Похоже, они действительно напали на золотую жилу, Рауль. И мы тоже! Информация, которую мы добыли, – настоящий Клондайк для СМИ!

Наклонившись к приборной доске, она включила мотор.

– Сегодня все это должно быть в эфире.

– Ты имеешь в виду запись?

– Все, что мы случайно услышали, когда сидели за соседним столиком.

– Я бы на твоем месте все-таки проконсультировался с юридическим отделом. Эта запись…

– Я не собираюсь проигрывать твою запись в эфире, Рауль, а значит, мне не нужно ни с кем консультироваться. Понятно?

Рауль негромко выругался, Анжела глубоко вздохнула. Крепко держа руль обеими руками, она выехала с парковки и, постепенно прибавляя скорость, помчалась по горной дороге к раскинувшемуся внизу городу. В голове у нее роились великие планы. Она не сомневалась: это убедит Мейсона дать ей то, что она хочет.

Джейн сидела напротив Гуго Глюклиха в его крошечной комнатке в «Тенистых папоротниках» – жилом комплексе для пожилых в Бернаби. Окно было закрыто, но она все равно слышала шум грузовиков, мчащихся по шоссе. Первым делом Глюклих сообщил ей, что ему семьдесят семь лет, и, глядя на него, в этом не приходилось сомневаться. Его морщинистая кожа посерела, руки и колени не переставая тряслись, левый глаз подергивался в каком-то тике. На тыльной стороне ладоней проступали багрово-синие вены и синяки.

– У меня Паркинсон, – пояснил Глюклих. – И дефицит железа. Анемия, вызванная раком. Теперь для передвижения мне нужны ходунки, а порой и кресло на колесах. Иначе никак. Вот поэтому я переселился сюда – дома почти ничего уже не мог делать.

Он закашлялся. Это был глубокий, надсадный кашель заядлого курильщика – Джейн убедилась в этом, когда, бросив взгляд на его правую руку, заметила на пальцах желто-коричневые никотиновые пятна.

– Моя жена умерла три года назад, – продолжал Глюклих, – а у дочери своя жизнь. Она с мужем живет в Берлине. – Трясущейся рукой он показал на фото в рамке над кроватью. – У меня трое внуков, но я никогда их не видел.

На мгновение Джейн стало жаль старика – жаль, что его жизнь сжалась до одинокой маленькой комнатки в этом комплексе. По ассоциации она подумала о своей матери, которая тоже жила в своем доме одна. Правда, в свои шестьдесят с лишним та чувствовала себя на сорок и была довольно активной, но кто скажет, что с ней станет лет через десять-пятнадцать? Сможет ли она по-прежнему сама себя обслуживать? Беременность единственной дочери, исчезновение ее жениха, – все эти жизненные обстоятельства не могли на ней не сказаться, однако Джейн старалась об этом не думать.

– Мистер Глюклих, – она слегка наклонилась вперед и внимательно всмотрелась в слезящиеся глаза старика, – вы сказали, что в семидесятых работали ночным сторожем на лыжной базе «Хемлок»…

– Сейчас это называется «секьюрити», – ответил Глюклих, – но в те времена все было проще, никто не изобретал новых слов. Особенно там, в горах… Я начал работать в «Хемлоке» в семьдесят четвертом – позвонил по объявлению в газетах, когда решил найти себе что-нибудь в ночную смену. Администрация курорта искала человека, чтобы дежурить на базе по ночам на случай пожара или отказа оборудования. Ну или чтобы отпугивать воришек и хулиганов… В случае нештатной ситуации я должен был просто позвонить в одну из экстренных служб или по телефонам, которые мне дали.