Тонкие быстрые пальцы пахли лимонником и розовым маслом. Луций чуть морщился, когда Кастор натягивал волосы на виске, но молчал. Когда раб потянулся к другой стороне, Луций жестом остановил его, поднялся и придирчиво осмотрел себя в зеркале. Подумав, растрепал свободные волосы. Медовые пряди справа легли хаотичными вихрами. Достаточно аккуратно, чтобы соблюдать приличия, и в меру небрежно, чтобы никто не заподозрил его в излишнем старании.

Тогу Луций надевать не стал – перебор. Но горловую броню все-таки надел. Не серебро с созвездиями из дымчатого кварца Авитусов, а ту, что досталась ему в наследство от отца – легкий обруч с эмалевыми вставками василькового цвета и дерзко вьющимся платиновым плющом. Оно тонкими хвостами печати выходило в небольшой клин, спускавшийся к ямочке между ключицами. Кичиться своим сомнительным происхождением в первый же день на должности легата – не самое мудрое решение, но очень уж хотелось позволить себе эту мелкую провокацию. Ему и без этого напомнят, кто он и где его место.

Усмехнувшись собственному ребячеству, Луций снова покосился на Кастора.

– Как твое настоящее имя?

В глазах парня блеснула легкая растерянность.

– У меня нет других имен, господин. Только имя моего хозяина, – он запнулся и опустил глаза, – бывшего хозяина. Я имею в виду…

– Работорговца, да, – поторопил его Луций. Чуть жестче, чем следовало. Кастор отступил на шаг и поджал плечи в ожидании наказания. Может, хлыстом его и не били, чтобы не испортить товарный вид, но есть много способов привести раба к покорности. Луций вздохнул. – Хочешь взять другое?

– Господин может назвать меня, как пожелает.

– Я не… ай, ладно, – он отмахнулся, – пусть будет Кастор.

Луций уже опаздывал на завтрак, у него не было времени разбираться. Он жестом приказал рабу двигаться за ним.

В атриуме стояла благостная тишина. Он больше напоминал храм, чем место для семейного застолья. Дядя аппетитно причмокивал свежей сливой – кощунственное чревоугодие для такого места. Луций прошел между двумя статуями титанов, которые поддерживали сводчатый потолок, и привычно поежился под их суровыми взглядами.

Усевшись за длинный стол, он позволил Кастору наполнить свою чашу, подхватил с блюда вареное яйцо и принялся снимать скорлупу, украдкой наблюдая за двоюродным братом.

Публий Авитус задумчиво купал кусочек лепешки в оливковом масле. Льняные, почти серебристые волосы, бледная кожа, стальные глаза и белоснежная тога кандидата в консулы – он производил на Луция то же впечатление, что статуи титанов. Даже за столом Публий выглядел так, словно взвалил на себя все печали мира и нес это бремя со стоическим благородством мученика.

– Я так рад, что мой племянник сегодня начинает путь чести. Луций, я очень горжусь тобой! – Тиберий торжественно приподнял чашу с вином, заставив Луция смутиться, а Публия – вздрогнуть.

Брат отложил лепешку, поднял голову, рассеянно посмотрел на брата и запоздало улыбнулся, словно только теперь его заметил.

– Поможешь мне разобраться с документами. Скучное дело для юноши, но скука – это первое, к чему тебе стоит привыкнуть на службе.

Луций коротко кивнул.

– Я хочу быть полезным.

– Не перегрузи мальчика в первый же день, – рассмеялся Тиберий, – а то сбежит на Рубежи делать военную карьеру.

Публий оставил свои думы и обратился к брату.

– Не жди от меня поблажек, Луций, – тихо сказал он, – к родственнику требования выше. Не попадай в неприятности – твоя репутация должна быть безупречной.

– Ты будешь направлять его, – Тиберий постучал ногтем по столу, глядя в глаза Публию, – парень талантливый, и у него отличная репутация.

Публий шумно вдохнул и на мгновение задержал дыхание.

Луцию захотелось спрятать лицо в ладонях. Он очень любил дядю. Тиберий был во всех смыслах замечательным человеком. Кроме отношений с собственным сыном.

– Он абсолютно прав, дядя, – быстро нашелся он, – ожидать поблажек было бы унизительно для меня.

– Разумный подход, – сухо ответил брат, – зайдешь ко мне в полдень. Отец. – Он поклонился Тиберию с исключительным сыновьим почтением и быстрым шагом покинул атриум.

Иногда Луций думал, что боги, забрав у него родителей, взамен подарили лучшего опекуна, какого можно было себе представить. Тиберий обожал племянника и ревностно оберегал его. Иногда даже чересчур. Так он чтил память своего лучшего друга – отца Луция, мужа его сестры.

Пару недель назад, аккурат на двадцатилетие, Луцию нанесли Третье Тавро. Сложное переплетение магических символов на спине, от шеи до поясницы, которое теперь сохраняло его молодость. Луций был прикован к постели несколько дней – свежие раны по всей спине нестерпимо горели, каждое движение причиняло боль. Пользуясь его беспомощностью, дядя каждый день проводил в его комнате и по несколько часов рассказывал истории из юности его отца. Сейчас, завидев знакомый блеск в глазах, Луций быстро проглотил пару лепешек с моретумом, подхватил со стола яблоко и поспешил откланяться.