Месяц спустя Жанна почувствовала первые боли, роды обещали быть непростыми. Морис, наконец вернувшийся из Эперне, высказался яснее ясного, Спасайте ребенка. Дважды сердце Жанны останавливалось и снова начинало биться. Бог знает почему. В адских муках она родила девочку весом едва ли кило восемьсот, боль была куда страшнее, чем ей обещали, она сделала вдох, наконец-то расслабилась и с ужасом услышала, Там еще один! Жанна содрогнулась и потеряла сознание, а когда пришла в себя на следующее утро, у нее ужасно болел живот. Врач сделал кесарево, чтобы извлечь второго ребенка, мальчика в два с половиной кило, – больше детей у нее не будет. Но ей плевать, со своими близнецами Тома и Мари она выполнила договор и обеспечила продолжение династии.

Страдающая анемией Мадлен делила стол с Ирен – жаркое с кровью, утиные потроха, апельсиновый сок и медовые гренки, а Ирен кормила грудью обоих младенцев по очереди, у близнецов же, к счастью, было по кормилице на каждого. Мадлен заметила, что ее портниха грустит, Выходит, мы будем счастливы четырнадцать месяцев и четыре дня, это не так уж много.

– Главное – не поддавайтесь. Мужчины – они как жеребцы, любят погарцевать, но должны понимать, в чьих руках вожжи, иначе в два счета вас затопчут. Если ваш Валентино вас больше не любит, тем хуже для него, пусть попостится.

Ирен не ответила, ведь это ее хозяйка, только кивнула, словно соглашаясь, но считала совсем иначе – она не держала зла на Жоржа за то, что тот изменял ей с половиной студии и не занимался семьей. Такова неизбежность, это как щуриться на солнце, только и всего. Когда ты жена Валентино, ты не можешь вести себя подобно другим женщинам. Требовать верности и все прочее. Она знает: их связь нерушима, их соединяют невидимые нити крепче стали. Он любит ее, это точно. Только на свой лад. Что ж, она принимает его таким, какой он есть, со всем хорошим и плохим. В душе Жорж артист. Плотник на студии и артист.

Их воспоминания переплелись, они так долго жили вместе, что уже не могли отличить собственную память от памяти друзей, не понимали, что принадлежит только им и сохранилось в глубинах мозга, а что добавилось, потому что им это рассказали или они увидели на фотографии. Наконец разрозненные кусочки собрались воедино, и у них в головах сложились похожие картинки. Все четверо были связаны друг с другом, как члены дружной семьи.

Арлена утверждала, что ее первое младенческое воспоминание – это вопли Даниэля, когда их купали вместе, а он отчаянно сопротивлялся, брыкаясь так, что мог больно ударить, но Мадлен была неумолима, и в конце концов Ирен запихивала его в воду, несмотря на все крики. А Даниэль утверждал, что помнит их улыбочки и даже смех, когда он чуть не захлебнулся, их смеющиеся лица до сих пор возникают у него перед глазами, и от холодка давнего страха он содрогается. Никто не пытался выяснить причину этого ужаса, в те времена этим не занимались. Даниэль боялся, что через уши и нос вода проникнет внутрь, это был панический страх, Когда его мыли, он кричал от ужаса.

Каждый вечер начинался один и тот же концерт, никто не понимал, почему он отказывается мыться, вода была теплой и ароматной, с плавающими уточками, жирафами и лягушками; Арлена играла без него, увлеченная погремушками, которые не тонули, это чудо ее поражало, и она была недалека от того, чтобы заново открыть закон Архимеда. Ирен решила, что его смущает присутствие девочки, и убрала ее, но ничего не изменилось. Даниэль каменел, стоило начать его раздевать, вырывался, кричал, когда его хватали, царапался и даже кусался. Так нельзя, мадам, он слишком страдает, лучше я буду мыть его рукавицей, сказала Ирен. Благодаря ей Даниэль избежал пытки ванной. Может, поэтому он всегда питал к Ирен особенно теплое чувство и слушался ее больше, чем мать.

Мадлен, Жанна и Ирен долго обсуждали эту водобоязнь, тщетно пытаясь найти причину. Может, в наше время слишком часто моют детей? Они по очереди успокаивали Даниэля, заверяя, что он не утонет, что они рядом и спасут его, или же стыдили, Мальчики не боятся воды, посмотри на Арлену, она девочка, а совсем не боится. Но эта тактика не сработала. Как и все прочие. Они пытались его образумить, показывая, как Арлена, Тома или Мари весело плещутся и бесстрашно сидят в ванной целый час, старались разговорить, но Даниэль, очевидно, был слишком мал, чтобы выразить свои чувства, а поскольку семейный врач заключил, Это пройдет с возрастом, не надо на него давить, решили, что будут мыть его мокрой рукавицей. И Даниэль стал почти таким же чистым, как остальные, но в час купания держался настороже.

Летом они три месяца проводили в Динаре, в особняке семейства Вирель на мысе Малуин, откуда открывался вид на залив и окрестности; в начале века дом построил на скале спятивший архитектор, который развлекался тем, что, к величайшему удовольствию владельца, на каркасные стены громоздил эркеры, террасы, башенки, люкарны, неоготические окна и карнизы, – сооружение получилось внушительнее, чем у соседей, и на всем курорте только у него был свой лифт, бассейн и теннисный корт, правда неудачно расположенный, поскольку мячи частенько улетали вниз в море. Жизнь была простой, «деревенской и на воздухе», по словам Жанны, но среди людей. В хорошую погоду их ждали долгие часы на пляже Эклюз. Даниэль быстро сообразил, что ни в коем случае нельзя надевать купальный костюм, а то заставят плавать, он притворялся, будто мерзнет, дрожал, изобрел способ покрываться мурашками, а поскольку погода часто бывала плохой из-за ветра, туч или надвигающегося ливня, его оставляли в свитерке, и он мог сидеть на песке перед сине-белой полосатой палаткой и строить невероятные песчаные замки. Он никогда не купался. В лучшем случае во время отлива, когда выпадал безветренный солнечный денек, он соглашался намочить ноги до щиколоток, Это прогресс, говорила Мадлен. Он привыкнет.