По вискам Феникса струился холодный пот, но, поддерживаемый довольно мощным заклятием объединенных усилий некроманта, друида и ларонийского колдуна, он шел уверенно, все глубже и глубже погружаясь во мрак, который, казалось, с каждым шагом пожирал свет факела, сначала такой яркий, но все более становившийся блеклым и тусклым.

Возможно, это было несправедливо по отношению к гному, который вел их, но чародейство подхлестывало ноги солдата вернее двойного бича, при этом, надежно заткнув ему рот, отчего были слышны только жалобные постанывания. К концу пути страж шарахался в стороны от любой подозрительной тени или звука, но Кассар безжалостно, железной рукой держал сознание гнома, подавляя чувство опасности.

Некромант являлся одним из тех, кто, в свое время, озаботился тем, чтобы урвать себе кусок от знаний, что оставил его орден в архивах Старой Башни. И, разумеется, вложил, как прозорливый швигебургский банкир в надежное и выгодное дело, а именно в период дележки наследия орденов Стихий.

Когда Аир А'Ксеарн и его сподвижники «обеспечили» магам крах, Кассар пустился во все тяжкие, стремясь раскопать хоть немного сведений о Бездне, так как подозревал, что магистры его ордена во времена былого могущества не раз пользовались чем-то оттуда, из самых дебрей небытия.

Сколько вычислений и целое море астрологических формул оставил некромант в черновиках прежде, чем смог узнать больше известного прочим, а именно, что ночь и появление Странствующей Башни — самое надежное время, для странствия в Бездну. Он не собирался просто идти по тоннелю до Форпата. О, нет! В его планах было совсем другое. И он не поверил заверениям Карнажа и ларонийского колдуна о том, что они простонаправляются в Форпат. Возможно, он бы и поверил им в любое другое время. Но, когда башня Хроноса появлялась у побережья Покинутого моря, то она неплохо искажала пространство и выявляла все скрытие опасности, что охраняли Бездну в тоннелях.

Мало кто знал, откуда Хронос добыл свое могущество, которое позволило странствовать даже в Запустении на краю мира — границе, неизвестно от чего отделяющей и куда способной привести.

Кассар подозревал, каким именно образом бывший имперский придворный маг нашел путь туда, куда на самом деле вели тоннели. Попасть в Бездну, было не дверь открыть за медную ручку. Туда должно было погрузиться вместе с телом и сознание возжелавшего постичь таинства. Однако телесной оболочке требовалась одна из двух вещей: либо ритуал, сложный и муторный, либо совпадение определенных условий. Кассар решил использовать второе, так как для первого, как он ни силился, не мог найти достаточно сведений.

Поэтому никуда этого стража с факелом, что шел перед ними, он отпускать не будет и слушать возражения тех, кто с ним, тоже не станет! Он слишком близок к цели, и никто и ничто его не удержат! Впрочем, лишняя осторожность не помешает, и страж в качестве безвольной марионетки, как разведчик, вполне подойдет.

Взмах бледной кисти с длинными костлявыми пальцами, и решетка сама собой опустилась. Эхо закрывшейся магической печати прокатилось треском и гулом в чернеющую глубь тоннеля.

Они медленно двигались вперед, под жалобные завывания гнома. Такие, что, словно у побитой собаки, вещали о предсмертной тоске, когда животное чувствовало, как сердце бьется все медленнее и медленнее.

Треск и гул магической печати вернулись назад, и прямая линия пересекла стену тоннеля рядом с ними. Ларониец метнулся вперед и начертил в воздухе «купол», под которым укрылись его спутники.

Из глубин нарастал грохот. Стоны гнома перешли в истошный вопль, когда пространство перед ним исказилось и лопнуло, рассыпавшись на осколки.

Темнота превратилась в смесь сложных геометрических фигур. Они выпирали углами всюду, тысячью тысяч плоскостей вертикально и горизонтально перекрывая тоннель и наступая на тех, кто дерзнул направиться в Бездну. Плоскости мутными зеркалами окружали со всех сторон, складываясь в объемные фигуры, на гранях которых застыли рисунками тени, что ползали под ногами, пока все четверо спускались вниз.

Кассар распахнул неимоверно широко свой рот и издал крик, походящий на плачь бэнши. [18] Зеркала разбивались, осыпая их дождем осколков. В одном они увидели того самого солдата, что вел их сюда. Даже пламя факела в его руке застыло, изогнувшись и скривившись подобно лицу несчастного гнома, который стал частью двумерной плоскости.

Некромант чувствовал, как его спутников охватывал ужас. В тот же миг Карнаж, Зойт и Фарай услышали даже не совет, а приказ, что не прервал между тем воплей бэнши: «Закройте глаза и остановите ЕЁ там, в сознании! Я долго не смогу ей препятствовать!»

Феникс закрыл глаза и сжал веки так сильно, как только мог. Ему было страшно, ему было очень страшно… Он никогда не испытывал такого ужаса, от которого был готов вырвать сердце у себя из груди и сдохнуть прямо на месте. Это желание росло, тем паче, что закрытые глаза не подарили успокоения темноты. Там, в его сознании, черные зеркала тоже обступили со всех сторон. Но он был один. Он пятился, а они росли и выталкивали его на середину круга, который образовывали. Разбивались и осколками падали под ноги, откуда снова поднимались, росли, почти прикасаясь к ногам. Сердце уходило в пятки, кровь стыла в жилах. Полукровка шарахался от этих черных зеркал без отражений.