– Обалдеть! – сказал я, отхлебывая портвейн. – Ну и история. Складно рассказываешь, бес. Мне нравится.

– Это потому, что эту историю я не от одного черта слышал, а от чертовой дюжины чертей. Правда, все они по-разному трактовали события. Но суть все равно одна.

– Ты давай трави дальше свои байки. Что с ним потом было?

– Гляди-ка, заинтересовался, – осклабился Кухериал. – А я вот возьму, и не буду дальше ничего рассказывать. И что ты тогда сделаешь?

– А я тогда не буду никого убивать.

– Эй-эй-эй, ты это мне брось, – переполошился бес, – звезды зла Алголь над тобой нет. Ладно, слушай, раз ты такой любопытный. А дальше было вот что… Пришло время, когда князь, у которого Андрюша в дружине служил, заметил, что помимо странного поведения, этот богатырь почему-то совсем не старится. Все ровесники его давно с белыми бородами ходят, а он как был добрым молодцем, так и остался. Очень это князю не понравилось. И начались у Светоча очередные проблемы. Князь решил от черного колдуна избавиться. Повязали его прямо на княжеском пиру, определили в острог. А на следующий день подослали к нему людишек, чтобы удавить по-тихому. Тут Гавриил опять забрал сознание Светоча. Андрюша убийц отдубасил, словно ниндзя какой. А когда пришел в себя посреди бездыханных тел, понял, что прощения ему не будет, и пустился в бега. Он потом часто перебирался с места на место. И все время при органах правопорядка обретался. Легенду поддерживал, что он не простой человек, а натуральный Светоч справедливости, как святые за него порешили. Из-за выключений сознания, у него, между прочим, натуральный сдвиг по фазе наметился. Стал он, ad exemplum [17] , сильно поддавать – переживал из-за своей нездоровой психики и прочих непоняток. Я тебе больше скажу. Он не верил, что столько лет на свете прожил. Все казалось ему, это он в очередном горячечном бреду придумал. Несколько раз он в дом, где безумцев держат, сам себя сдавал. Иной раз его туда другие люди определяли. Но неизменно Светоч выходил на волю и возвращался к привычной деятельности. Надеялся, что выздоровел. Как бы не так. Наступал определенный момент, и Гавриил снова завладевал его сознанием. Поскольку Светоч порядком сдвинулся и уже без вмешательства архангела стал странные вещи творить, святые целую секту создали, чтобы те заботились о его спасении. Да ты их видел. Из ружей в нас шмаляли над лесом. Хорошо, что экзорцисты эти небессмертные. И подстрелить их очень даже можно.

– Что я с успехом и проделал, – заметил я с гордостью.

– И еще проделаешь. Есть у меня предчувствие, что прежде чем Светоча прикончить, придется нам всю эту шайку-лейку пострелять.

– Эй, на это я не подписывался, – возмутился я. – Не хватало еще шмалять всех забесплатно.

– А кто сказал, что забесплатно. Тебе за экзорцистов щедро заплатят. За каждого. По тарифной сетке адской сокровищницы. Чистым золотом заплатят.

– Мне золота не надо. Ты мне евро давай.

– Хочешь евро – получишь евро, – согласился Кухериал. – У герцога предела алчности, его мракобесия Мамона, все четко, бухгалтерия работает день и ночь, подсчитывая, кому и сколько причитается…

Одинокая церквушка на окраине Москвы не привлекала лишнего внимания. Хоть и была единственным храмом в микрорайоне, прихожане сюда не заглядывали. Если обычный человек, не наделенный высшим знанием, подходил слишком близко, то немедленно ощущал сильную тревогу – и спешил покинуть неприятное место. Иногда кто-нибудь из представителей районной власти зависал над картой, морщил в напряжении лоб, думая «а что у нас в этом квадрате», но через минуту забывал о предмете своих раздумий.

Всех сбивала с толку и отводила мощная магия Ордена. Артемий Посадский считал, что во имя благого дела, избавления святой московской земли от всякой нечисти, можно и к магии прибегнуть. Но только в крайнем случае. В церквушке Посадский жил постоянно. Члены ордена собирались по мере надобности – являлись на зов.

Глава Ордена перекрестился, поцеловал икону и повернулся к длинному столу, за которым собрались священники. Правую руку он держал на перевязи. Достала пуля проклятого колдуна. А все потому, что он потерял бдительность. Не ожидал, что черный человек прибегнет к огнестрелу. Обычно они обходились другими средствами. А от них Артемий Посадский был отлично защищен.

– Ну, братья, помолясь, приступим к вечере, – сказал он, преломил хлеб и пошел с ним по кругу, раздавая каждому из присутствующих по куску. На столе помимо хлеба имелось также вино. Стояло напротив каждого в чаше.

Ломать хлеб было тяжело. Боль отдавалась в плече. Но Посадский даже не поморщился, привык сносить страдания стойко.

Когда все они отведали хлеб и пригубили вино, Артемий заговорил:

– Братья, сегодня мне было видение.

Все слушали, молча, никто не вмешивался. Знали, что Посадский будет говорить долго. Свои видения он всегда пересказывал тщательно, старался ничего не упустить. В деталях часто крылась суть, которую им предстояло разгадать вместе.

– Видел я яркий луч света, что бежал по земле. А кругом множество людей нагих, ходили хаотично, словно овцы, поводыря лишенные. Между них скользил луч. Долго скользил. Иногда в небесах сгущались тучи, но он все равно через них пробивался. А люди все суетились кругом. Потом один. С лица серый попытался луч руками схватить, но промахнулся, и упал. Другие кинулись следом. Они все ловили и ловили луч. А потом перестали, потому что отчаялись. И явился тогда, откуда ни возьмись, человек полностью черный. Не было в нем ничего светлого. Только сердце в большой груди горело алым, и билось о грудную клетку. И пошел он следом за лучом. А за ним двинулась его тень. И протянул свои руки. И почувствовал я в этот миг, что меня будто бы кто-то зовет, и подталкивает в спину, чтобы я его остановил. И видел я потом, как соединился тот черный человек с тем самым колдуном, что я видел на кладбище. И было мне откровение ясное, что он и есть тот самый черный человек и что мы должны его остановить.

Артемий замолчал. Глянул на рядовых членов Ордена. То, что он увидел, его рассердило.

– Нет, все не так! – выкрикнул Посадский: – Я не счеты с ним собираюсь сводить за ранение. Истинно говорю вам, было мне видение. Мы должны его остановить, пока он чего-нибудь дурного не наделал.

– Я скажу, – из-за стола поднялся крепкий священник средних лет, – даже если ты, Артемий, решил сводить счеты, я с тобой. Накажем изувера.

– Верно, правильно, накажем… – послышались голоса.

– Ну, что ж, – Посадский выглядел довольным, – если…