– И будет прав, учитывая, что происходит. Над этим нужно подумать. Может, мне оставить письмо с объяснением под камнем, о котором вы говорили? Нет, не пойдет. Если он не доверится мне лично, с какой стати ему брать на веру мои слова? Пожалуй, напишите-ка ему сами. Ваш почерк он, разумеется, знает…

– Знает, но это не имеет значения, потому что я не стану писать. Путь до Фабека неблизкий, у вас будет при себе изобличающее письмо, и если вас вдруг задержат и обыщут – что тогда? А такое бывает, я знаю.

– Ерунда. Если я спрячу бумагу, ее невозможно найти.

– Можете говорить что угодно, но, по-моему, это слишком опасно, к тому же это не все. Дядюшка Кинц застенчив и робок, как птица лесная. Он может решить, что вы подделали почерк, чтобы его обмануть. Он знает, как вы находчивы и что подделать чужой почерк для вас пустяк.

– Спасибо на добром слове. Но в действительности…

– Нет, письмо не убедит его. Я вообще не представляю, что может его убедить, разве если появлюсь сама собственной персоной. Уж мне-то он поверит, в этом можно не сомневаться. Но вам придется поставить крест на своих планах, потому что мое появление там невозможно.

– Невозможное нередко осуществляется.

– Поскольку мне нет хода из Шеррина…

– Разве?

– Что вы хотите сказать?

– Частица «разве» имеет много оттенков; в данном случае она выражает сомнение, – пояснил Дреф.

– В чем именно?

– В том, что вам «нет хода». Возможно, положение не так безнадежно, как вам представляется.

– Неужели? Рада слышать. Как я понимаю, мне остается всего лишь спокойно выйти через Северные ворота в буквальном смысле под носом у Чувствительницы Буметты, каковая в это время, конечно, забудется сном.

– Не выйти и не спокойно. Все не так просто, и тем не менее думаю, мне удастся вывезти вас из столицы.

– Что вы хотите сказать? Это не шутка?

– Разве я похож на шутника?

– Иной раз вас трудно понять.

– Уверяю, что говорю серьезно. Есть способ выбраться из Шеррина.

– Выбраться! Почему вы молчали все это время? Я столько недель живу за ваш счет, а вы и словом не обмолвились! Почему?

– Во-первых, потому что вам нужно было поправиться, в таком состоянии вы не могли пуститься в поездку.

– Но это сначала. А потом?

– У меня вам было удобно и сравнительно безопасно. Вы казались довольной. Я не предполагал, что вы рветесь уехать.

– О! Впрочем, вы правы. И все же – разве не было другой причины?

Элистэ и сама не знала, что хочет услышать в ответ, но почему-то это представлялось ей крайне важным.

– Бегство скорее всего удалось бы, однако оно сопряжено с известным риском. Мне не хотелось подвергать вас опасности.

– Но сейчас захотелось, поскольку вам это на руку, верно? – съязвила она, ибо его объяснение непонятным образом ее огорчило. – И если вы требуете, чтобы я предоставила дядюшке Кинцу самому решать, хочет он пойти на риск или нет, вам бы следовало до этого дать мне такую же возможность. Или я не права?

Она не сомневалась, что на сей раз загнала его в угол, но Дреф и бровью не повел.

– Откуда мне было знать, что вы мечтаете уехать? Вы ни разу даже не заикнулись, а я не ясновидящий. Даром ясновидения, если он вообще существует, безусловно, наделены только Возвышенные, а я, как известно, к ним не принадлежу. – И он весело улыбнулся.

– Чего не знаю, того не знаю, – возразила она и, отчаявшись, прибегла к самому последнему доводу, который обычно выводил Дрефа из себя: – Возможно, в прошлом веке какой-нибудь сеньор позволил себе неосторожную связь со всеми вытекающими последствиями.

К ее досаде, Дреф рассмеялся.

– Позор, – охотно согласился он.

– Так какой способ бегства вы придумали? – спросила она, сменив тему, чтобы скрыть разочарование – ей так и не удалось одержать над ним верх. – Как мне провести Буметту?

– Нам понадобится грузовая повозка, возница и не менее двух надежнейших сообщников.

– Уже не нравится. Вы что, собираетесь схоронить меня на дне повозки и попытаться вывезти через Северные ворота? Я слышала, что Буметта извлекла не один десяток Возвышенных из-под старых мешков и снопов соломы. Говорят, она улавливает мысли, словно дальние звуки, а мысли проникают сквозь все материальные препоны и предают нас. К тому же не будем забывать о вознице. Уж его-то страх Буметта непременно учует…

– Опять вы торопитесь с выводами. Неужели, по-вашему, я не учел этого? Минутку терпения, я все объясню, а после решайте, имеет ли смысл рисковать. Вот послушайте.

Порой он напоминал ей школьного наставника. Такой его тон часто раздражал Элистэ, но на сей раз показался уместным.

– В день нашего отбытия, – начал Дреф, – за несколько часов до рассвета мы отправимся в дом первого нашего сообщника – я знаю такого, он живет недалеко от университета. Там мы оба выпьем снотворной настойки – не пугайтесь, она совершенно безвредна, – и на восемь или девять часов погрузимся в полное забытье.