Шрифт:
— Что это такое?
— Утверждение в должности полицейского чиновника.
— На ваше имя?
— Посмотри подпись! Видишь?
— Да! — озадаченно произнес tire—laine.
— За твое здоровье, Клер-де-Люнь! Но тот не имел сил ответить ему.
Капитан медленно допил стакан, как-то нехорошо улыбаясь. Долго собеседники молчали. Клер-де-Люнь и Дубль-Эпе искоса переглядывались, и их взгляды говорили не в пользу капитана.
Тот, не показывая вида, что замечает, и потягивая маленькими глотками вино, следил за ними.
— Что ж вы вдруг так примолкли, детки? — полюбопытствовал он через минуту. — Жаль! Вы так славно говорите!
— О, капитан! — пробормотал Клер-де-Люнь. — Кто бы этого мог ожидать?
— Чего, дитя мое?
— Чтоб такой человек, как вы, стал помогать полиции?
— Что? Как ты это говоришь, малец?
— Вы, капитан, человек таких редких достоинств, вдруг сделались простым полицейским чиновником!
— А почему бы и нет, куманек? Ведь должность честная!
— Преследовать бедняков!
— Да я их очень жалею, — сказал капитан, обводя ироническим взглядом комнату.
— Все равно, капитан, я этого от вас не ожидал.
— Чего, скажи, пожалуйста, дитя мое?
— Чтобы вы нам изменили.
— Да кой черт тебе сказал это?
— Dame! А я так доверял вам, ничего от вас не скрывал!
— Берегись, Клер-де-Люнь! Ты плохо выбираешь выражения, любезный!
— Как так, капитан?
— Ты говоришь, что я изменяю тебе?
— Да оно так ведь, кажется?
— Тебе худо кажется. Рассуди сам. Разве я принадлежу к вашей шайке? Нет ведь. Я поймал тебя, когда ты залез в мой карман; вместо того чтобы убить, я тебя пощадил. Где тут измена?
— Так, капитан, но потом?
— Что потом? Я хотел поговорить с тобой и звал тебя к себе; ты отказался, находя более удобным, чтоб я шел к тебе; я согласился исполнить твое желание. Ты начал сыпать передо мной сюрпризами. Я ведь ни слова не говорил. Наконец и мне захотелось доставить тебе сюрприз. Ты вдруг рассердился, надулся, стал сурово на меня поглядывать и обвинять в измене. Ну, скажи, разве ты был прав? Не думаю.
— Да, капитан, я виноват, простите; я не подумал, что вы способны…
— Воспользоваться неожиданно представившимся случаем? Ошибаешься, братец.
— А? Что вы хотите сказать, капитан?
— Вот что: я тебе предлагаю условие, но предупреждаю — выбирай и решай сам, я же ничего не изменю со своей стороны.
— Заранее принимаю, капитан; уговор, во всяком случае, будет мне выгоден.
— Не торопись, подумай!
— Я уже обдумал и соглашаюсь, закрыв глаза. Вы такой человек, с которым ничего не выиграешь, тягаясь в хитрости, а которому лучше отдаться в руки.
— Ты, может быть, прав, братец!
— Parbleu! Конечно, прав, капитан.
— Заметь, однако ж, что мой уговор будет касаться не только тебя, но и всех твоих сообщников.
— Об этом и говорить нечего; я знал это заранее, капитан.
— И все-таки согласен?
— Больше, чем когда-нибудь.
— Ну, давай руку, братец! Я опять уважаю тебя.
— Благодарю вас, капитан, и я даю слово; вы знаете, умею ли я держать его.
— Я тебя знаю; будь спокоен; а ты, крестник, что скажешь?
— Мне, крестный, нечего сказать. Ведь вы знаете, я ваш душой и телом, что бы ни случилось! Вы благодетель моей семьи.
— Об этом не будем говорить, дитя мое.
— Напротив, крестный. Я могу быть негодяем, но, поверьте, не такой уж я гадкий, как говорят: у меня еще есть кое-что в сердце.
— Я и не сомневаюсь, дитя мое, поэтому тут не о чем и говорить. Я живу у твоего отца; не скрою, он сильно жалуется на тебя. Я не хотел ничего сказать ни за, ни против. Расскажи мне, что такое у вас было, чтоб я мог рассудить.
— Извольте, крестный, но тут и рассказывать-то нечего; дело очень обыкновенное.
— Все равно, говори; выслушав, я могу сказать тебе свое мнение!
— Виноват, я вас перебью, капитан; не лучше ли нам прежде переговорить окончательно насчет нашего уговора?
— Не беспокойся, друг Клер-де-Люнь; время еще не ушло. Мы ведь не торопимся по домам?
— Конечно, нет.
— Ну, так дай мне выслушать малого, дружище, и поступай, как я: пей, слушай его.
— Как угодно, капитан, я ведь сказал…