Отец радостно улыбнулся ей и помахал вилкой.

– Я уж грешным делом решил, что ты проспишь до утра. – Он кивком указал на соседний стул. – Садись, садись. Ты, должно быть, умираешь с голоду. Лакомка приготовил потрясающее жаркое.

Только сейчас Мэдди заметила третьего человека на кухне. Она удивленно вгляделась в его лицо – смуглое, с черными выпуклыми глазами, увенчанное шапкой кудрявых черных с проседью волос. Если бы не испачканный белый передник, этот коротышка, склонившийся над духовкой, как две капли воды был бы похож на ее лионского спасителя – мсье Форли.

– Джузеппе Понтицетти дель Флорино к вашим услугам, принцесса, – нараспев произнес коротышка с сильным итальянским акцентом

Калеб Харкур усмехнулся:

– Понимаешь теперь, почему мы прозвали его Лакомкой? Но в кулинарии этот лягушонок – настоящий бог. Потому-то мы с Григгинсом уверены, что ему цены нет. – Он проследил взглядом за тем, как Лакомка ставит перед Мэдди дымящуюся тарелку жаркого, от аромата которого у девушки буквально потекли слюнки. – Вот, дорогая моя, – продолжал Харкур, как только Мэдди взялась за вилку, – это и есть все мои домочадцы.

– Всего три человека? В таком большом доме?

Харкур кивнул.

– Днем еще приходят экономка, две горничные, лакей и мальчик-уборщик. Если бы я знал, как без них обойтись, я не потерпел бы их в своем доме и минуты. Но к этим двоим… – Калеб жестом указал на дворецкого и повара. – …К этим двоим я привык. Григгинс когда-то был моим помощником на первом моем корабле, а Лакомка – коком. С тех пор минула уже четверть века.

– Это чистая правда, мисс Мэдди. Что за дрянная посудина была! – вмешался Григгинс. – Ничего общего с этими чистенькими, аккуратными парусниками, которые сейчас плавают под флагом Харкура. Когда капитан поселился здесь, он отправил то дырявое корыто в отставку, а заодно и нас с Лакомкой. И с тех пор мы служим ему.

Мэдди улыбнулась. Было совершенно очевидно, что эти двое, “служившие” ее отцу, в действительности были давними товарищами “капитана”. Как, однако, все это странно! Один из самых богатых купцов Англии обходится услугами всего лишь пары старых помощников. С другой стороны, это соответствовало образу “простого человека”, каковым хотел казаться Калеб Харкур.

Разделавшись с ужином, Харкур положил вилку на опустевшую тарелку и нахмурил густые брови. Его обветренное лицо внезапно залилось румянцем.

– Этот дом не годится для женщины, и я отлично понимаю это, дочка.

– Нет, папа. Для меня он вполне годится, – возразила Мэдди, удивляясь, почему это отцу вздумалось извиняться за такой чудесный, уютный дом.

– Нет, ты не права, Мэдди. Этот дом и прислуга подходят для моих простых нужд, но для юной леди на выданье, которой предстоит завязывать знакомства в лондонском свете, он слишком мал и находится слишком далеко от Мейфера.

Мэдди изумленно уставилась на отца. – Но я вовсе не собираюсь завязывать знакомства, папа!

– Нет, дочка. Любой женщине хочется войти в свет, и я не допущу, чтобы тебя постигла судьба твоей матери. – Харкур невесело улыбнулся. – С тобой все будет иначе. Теперь я богат, как набоб, и ты войдешь в свет, даже если ради этого мне придется истратить все до последнего фартинга. У меня уже есть план, и поверь, не пройдет и года, как ты получишь все, о чем может мечтать девушка твоего возраста. Балы, званые обеды… и даже приглашение в Карлтон-Хаус!

Мэдди решила, что не станет спорить с отцом: ведь он придавал такое большое значение своим планам! Было бы слишком жестоко указать ему на то, что скорее человек научится летать, как птица, чем дочь простого купца войдет в надменный лондонский свет. И брак с бывшим шпионом и графским бастардом не увеличит ее шансы попасть в высшее общество. Но социальное положение Мэдди ничуть не интересовало. Сердце ее было отдано Тристану, и она выйдет за него замуж… как только этот тугодум, наконец, сделает ей предложение.

На следующее утро Мэдди поднялась поздно и обнаружила отца в гостиной на втором этаже за серьезной беседой с какой-то худощавой, нервной женщиной с гладкими каштановыми волосами и бледно-голубыми глазами.

– Мэдди, детка, – обернулся Харкур к вошедшей девушке, – это мадам Элоиза Блузо, французская модистка. Леди Урсула порекомендовала нам обратиться к ее услугам. Я поручил ей сшить для тебя платья, которых тебе хватит до тех пор, пока леди Урсула не закажет тебе полный гардероб.

Кто такая эта леди Урсула и почему она должна заботиться о гардеробе его дочери, Харкур не сообщил, а Мэдди в присутствии модистки постеснялась спрашивать: вдруг эта леди окажется любовницей отца? Однажды Мэдди уже допустила подобную ошибку в отношении некой стареющей райской пташки, навещавшей ее деда по средам между часом и четырьмя. То был единственный случай в жизни, когда дед позволил себе поднять руку на любимую внучку, но щека ее после этого горела несколько часов. Повторять эту же ошибку с отцом Мэдди не хотелось.