— А вам, Галя?

Галка вздрогнула и ненавидяще посмотрела на дель Сарто. Ей казалось, что он издевается над нею, что весь этот разговор затеян с одной целью — унизить ее.

— Я очень рада, что это произошло, — вызывающе ответила она, решив про себя, что ей уж нечего терять.

— Но вместе с подлодкой погибло много людей.

— Сколько?

— Больше сорока человек.

— Жаль, что так мало!

— А вы жестоки. На лодке были не только немцы. Ее командир пригласил на ходовые испытания союзных офицеров. Только случай удержал меня сегодня на берегу.

— А чем вы лучше тех, кто был на этой лодке? — вдруг разозлилась Галка. — Вы такой же…

— Галя, прекрати! — перебил ее Кулагин.

— Это я виноват, — снисходительно усмехнулся дель Сарто. — Я уклонился от темы нашего разговора. Оставим пока «Фатерланд». С чего я начал? Ах, да — со спектакля. Должен вам сказать, Сергей Павлович, я был удивлен, услышав вас сегодня в «Паяцах». Возможно, я слишком строг. «Паяцы» — моя любимая опера, но, мне кажется, то, что вы сделали с Канио — просто кощунство. Вы выхолостили из этого образа основное — жизнь. Я уже не говорю об игре, но ваш голос был мертв.

— Надеюсь, вы пришли не за тем, чтобы сказать мне это?

— Как знать? — улыбнулся дель Сарто, выпуская изо рта густое облако дыма. — Может и за этим. Сегодня, слушая вас, я вспомнил лучшего Канио, какого мне довелось видеть и слышать. Говорят, что лучшие теноры мира рождаются в Италии. Но тот Канио, о котором я говорю, был русским. И пел он не в знаменитой Миланской опере, а на клубной сцене. Было это за несколько лет до войны. В ту пору я подвизался в СССР на поприще помощника итальянского военно-морского атташе. — Дель Сарто выбил пепел в чугунную пепельницу и снова набил табаком трубку. — Однажды мне случилось быть на торжественном вечере, посвященном годовщине революции. После официальной части был дан концерт силами самодеятельности Балтийского флота. Слушатели высшего военно-морского училища давали «Паяцев» на итальянском языке. Признаться, я вначале отнесся довольно скептически к постановке оперы непрофессиональными артистами. Но когда подняли занавес, я забыл, что на сцене любители, я оставил без внимания плохой итальянский язык солистов, я вообще забыл, что передо мною сцена. И виной тому был артист, исполнявший роль Канио. Он был необычен во всем — в игре, в гриме, в костюме. Это не был знакомый мне Канио в пышном шутовском наряде, над которым не один час потели театральные костюмеры, — провинциальный клоун в нехитром, видавшем виды костюме; скупо и грубо наложены краски на усталом немолодом лице; обожженные солнцем морщины проступали сквозь его грим. Нищий странствующий паяц. У него ничего нет, кроме последней, уходящей любви… И я понял: таким, только таким видел Леонкавалло своего Канио. — Дель Сарто слишком глубоко затянулся и поперхнулся дымом. Но это не смутило его, откашлявшись, он продолжал: — У того артиста был великолепный голос, и он в совершенстве владел им. К тому же он обладал едким чувством образа и свой голос целиком подчинял этому чувству. Когда он плакал, у людей в зале наворачивались слезы, а там сидели далеко не сентиментальные люди. Я был потрясен. Я не верил, что Канио играл любитель. Тогда сопровождавший меня русский морской офицер предложил пройти за кулисы и познакомиться с курсантом высшего военно-морского училища Виноградовым, исполнявшим партию Канио. К сожалению, знакомство не состоялось. Когда мы подходили к артистическим уборным, кто-то крикнул: «Главстаршину Виноградова — в ложу комфлота». Я только мельком увидел плечистого моряка, который пробежал мимо, меня, стирая с лица остатки грима. Но я успел заметить на рукаве его форменки красную рубку с перископом — эмблему, понятную подводникам всего мира. Я еще подумал тогда, что больше не услышу этого безусловно талантливого певца. «Он рожден для большой сцены, — сказал я себе. — Но ему суждено служить иному искусству».

Дель Сарто погасил трубку и спрятал ее в карман.

— Вы хороший рассказчик, — сказал Кулагин, вставая места, — но поймите, что мне и моей жене сейчас не до истории из сценической жизни. Честно говоря, я плохо слушал вас. Скажите откровенно, вы хотите помочь Галине?

— О Галине не беспокойтесь. Ей посчастливилось — он встретилась со мной. А вот вам, Сергей Павлович, не повезло как ни странно, по той же причине.

— Я вас не понимаю.

— Тогда мне придется вернуться к историям из сценической жизни. Хотите курить? — он достал из кармана и положил на стол пачку сигарет.

— Достаточно того, что накурили вы, — не особенно любезно отозвался Кулагин. Он подошел к массивной двери, ведущей в спальню, и открыл ее. — Пусть туда выходит дым.

— О, мы скоро уйдем, — улыбнулся дель Сарто. Он тоже встал и большими шагами прошелся по комнате, словно мерил ее в длину. — Мне осталось сказать немногое. Речь пойдет все о том же певце. Я уже говорил, что не надеялся больше услышать его необыкновенно выразительный голос, голос, который трудно забыть и невозможно спутать с другим. Однако судьбе было угодно иное. Несколько дней назад я вновь услышал его.

Он остановился около Кулагина и сказал негромко, яви рассчитывая на эффект:

— Вы могли бы стать оперной знаменитостью. Но вы решили играть в спектакле, который ставит сама жизнь, и, надо сказать, начали неплохо. Однако два дня назад во время нашей прогулки к скалам Корабельного поселка вы допустили серьезный просчет, понадеявшись на то, что я не сумею отличить в воде певца от водолаза. К тому же вы слишком ловко бросаете ножи, капитан-лейтенант Виноградов.

Галке показалось будто тысячи раскаленных игл впились в спину. Она ошалело посмотрела на Сергея. Она подумала, что произошла ошибка, что дель Сарто подвело его воображение, что сейчас все выяснится, и итальянцы поймут нелепое своих подозрений. Надо иметь очень богатую фантазию, чтобы предположить, что Сергей Кулагин и таинственный водолаз-подрывник, который вот уж много дней держит в страхе команды заходящих в порт судов, одно и то же лицо.

— Сергей Павлович, — продолжал дель Сарто, делая какой-то знак стоящему у двери Равере, — поймите, у вас нет никаких шансов. Дом оцеплен, а мы с лейтенантом вооружены. Вы проиграли. Но это была честная игра, и я сделаю все, чтобы сохранить вам жизнь. Однако вы должны дать слово…

— Игра… честь… слово… — усмехнулся Сергей. — Корчите из себя джентльмена,

— Берегитесь, — нахмурился дель Сарто, — я не прощаю оскорблений.

— Галя, выйди, — глухо сказал Сергей.

Но Галка не двинулась с места.

Сергей поднялся со стула. Дель Сарто отступил на шаг и вынул из кармана браунинг.

— Галя, иди в спальню! — не повышая голоса, повторил Сергей.

— Боюсь, что в вашей спальне ей уже нечего делать, — ядовито усмехнулся дель Сарто и, шагнув к Галке, бесцеремонно схватил ее за руку. — Идите вниз и ждите меня там.

Галка вырвала руку, отпрянула в сторону. Он сердито посмотрел на нее, а когда снова повернулся к Сергею, увидел наведенный в свое лицо пистолет.

— Бросьте оружие, — спокойно, будто речь шла о чем-то обычном, сказал Сергей и, покосившись на стоящего у двери Раверу, неожиданно по-итальянски добавил: — Вас, лейтенант, это тоже касается. Ставлю условие: вы даете возможность нам уйти отсюда.