– На себя посмотри! Самому ещё двадцати нет!

– Мне девятнадцать с половиной! Ну, почти с половиной.

– Ага, и почти девятнадцать! А всё-таки, как же тебя угораздило? Ты не очень похож на счастливого наследника нежданно почившего незнакомого дядюшки.

Я смотрел ему прямо в глаза. Вызов? Без сомнения. Но тому, кто прячет взгляд, есть что скрывать. А что было скрывать мне, кроме потерянной короны? И мне хотелось показать ему, что доверять мне можно. Зачем мне, наследному принцу и некоронованному королю, потребовалось доверие акробата-простолюдина? Трудно сказать. Но я очень хотел его заслужить.

И мне удалось. Кот убрал шарики, а потом повернулся ко мне.

– Ты наверняка уже понял, что я с детства этим ремеслом занимаюсь. Родители всё шутили, что я прыгать начал раньше, чем ходить… Хозяин у нас был, сволочь изрядная. Из-за него погибла моя мать. А потом он убил отца.

– Почему вы не ушли от него?

– Он всех держал за горло. Некоторые из нас стали акробатами из-за каких-то неприятностей. Тебе это просто понять, а, благородный?
– Я кивнул.
– Самое неприятное, что у него были связи. А дальше всё очень просто. Хочешь уйти - уходи, только сначала заплати отступные. И сбежать нельзя, потому что, благодаря его связям, беглеца быстренько изловят и вернут хозяину. И если после этого он разрешит тебе выступать, значит, боги улыбнулись тебе.

Кот замолчал, явно запутавшись, что говорить дальше. Я решил помочь ему:

– Итак, ты убил его. А дальше как?

Кот аж взметнулся. В его глазах вспыхнуло такое дикое отчаяние, что я всерьёз испугался, впервые с тех пор, как понял, что меня приговорили. Кот прыгнул на меня. Я умудрился проскочить под ним ему за спину, как он на сцене. Кот стремительно обернулся. Оставалось лишь продолжать разговор, не давая Коту возможности для активных действий:

– Так всё-таки, как тебе удалось получить его дело, да ещё сохранить труппу?

– Жуть, как интересно?

– Жуть!

Кот стоял напротив меня. Я понимал, что если он опять прыгнет, я не увернусь. Ещё вчера мне это было безразлично, но сегодня… сегодня мне хотелось жить. Я вспомнил смех, благодарный взгляд матушки Мики, потрясение акробатов и обиженное "Ты ещё хуже Кота!" Да, мне хотелось жить, потому что, кажется, я понял, что такое смысл жизни. Вряд ли философы из дворцовой библиотеки согласились бы со мной, но, с другой стороны, они не ждали два месяца покушения, не спускались ночью по замковой стене и, в конце концов, не бегали по импровизированной сцене, задрав юбку.

Готовый к прыжку акробат напоминал натянутую струну лютни, которая вот-вот лопнет от раздирающего её напряжения. Я молча ждал. Вдруг взгляд Кота смягчился.

– После рождения Фабьо мама сильно располнела, но смогла похудеть. А через несколько лет снова начала толстеть. Сейчас бы я сказал, что она зрело округлилась. И стала ещё красивее, что я и тогда видел. И не только я. Хозяин поставил ей условие: или она убирается на все четыре стороны, или спит с ним. Мама, конечно, отказалась. Отцу она ничего не сказала, продолжала работать, хотя ей было тяжело. Как-то на репетиции она упала, что иногда случается с любыми гимнастами. Хозяин тут же воспользовался моментом, чтобы запретить маме выступать. И напомнил о своём условии. Тогда то я и понял, почему она продолжала выступать. Я оказался поблизости во время их разговора, но они не видели меня.

Мама угасла буквально за пару месяцев. Почти три года уже прошло, а будто вчера всё было. Я до сих пор помню её последние слова. Она просила отца быть осторожным, ведь у нас с Малышом больше никого не осталось. Отец думал, что это из-за того, что она перестала выступать. Осторожностью он никогда не страдал. Он пошёл к хозяину. Думаю, тот всё рассказал ему, а когда отец не сдержался и напал на него - вывихнул ему руку, а потом отправил в зал. Говорят, умирающие видят то, что не дано видеть живым. А, может, отцу было одиноко без неё. Он разбился.

После его смерти мне с трудом удалось заставить Фабьо работать. Именно тогда он решил уйти, но у нас не было денег на выплату отступных. Я, как мог, помогал ему держаться, но всё было бес толку. Он просто горел. Однажды, год… нет, уже полтора назад я не выдержал и предложил хозяину поединок. Что, удивлён, благородный? Но не думай, никаких мечей и поломанных копий. Он гимнаст и я гимнаст. Если я превзойду его в мастерстве, он отпустит Фабьо. Если он окажется лучшим, я пойду в рабство.

– Нет!
– Вырвалось у меня.

– Да, благородный. Иначе бы мне не удалось его убедить. На моей стороне были молодость, а значит сила и выносливость, а за его спиной - огромный опыт. Сначала я просто повторял его трюки, а они были очень непростые. А потом я стал их соединять, придумывая по ходу своё. Вскоре всем стало ясно, что я победил, а старик всё не сдавался. Настоящий поединок, как правило, заканчивается смертью, не так ли благородный?

– Ты выкупил свободу Малыша, и взамен приобрёл их благодарность?

– Не совсем. Я просто приказал им идти работать, а они меня послушались. Если честно, мне было так паршиво, что очень хотелось остаться одному. Ничего другого я в тот момент придумать не мог. Я тогда сильно наломался. Молодость это конечно хорошо, но против мастерства она не очень. С ходу повторять такое, что в жизни никогда не видел, не так-то просто оказалось. Это сейчас я многое уже легко выполняю, а тогда… Спазмы мышечные заработал вроде как у тебя вчера. Судороги чуть не полгода мучили, кой-какие проблемы до сих пор донимают. Хорошо, Роско обо мне позаботился, а то, помню, после дуэли ночью заснуть от боли не смог.
– Я поёжился.
– Если бы в те дни кто-то оспорил моё право распоряжаться здесь, я бы с удовольствием это право уступил, но никто не захотел снять с меня эту обузу.