Он прижал жену к груди так крепко, что у нее замирало дыхание. Трость упала на пол. Анхесенпаамон смотрела в сторону, туда, где открывался вид на сады и город. Он наклонил голову и поцеловал ее в лоб.

— Ты меня не любишь, Тутанхамон, иначе бы в губы целовал, — грустно сказала она.

Да, фараон не любил свою супругу. Его женили на ней в восемь лет, а порешили, что Ахесенпаамон — его единственная и неповторимая суженая, и того раньше, в день его появления на свет. Когда они поженились, был еще жив отец, а ей тогда только исполнилось десять лет. Она старше его на два года, в детстве эта разница очень сильно ощущалась. Было время, когда не он, а она наклоняла голову, чтобы поцеловать своего жениха. Но дети вырастают: сейчас, когда ему уже восемнадцать, а ей — двадцать, разница эта не ощущается, они уже взрослые люди. Но тогда-то, тогда… Они просто были лучшими друзьями, когда Эхнатон и Нефертити решили их поженить. Несмотря на священные узы брака, "друзья по песочнице" такими и оставались, пока не выросли. Потом у них вышло что-то вроде "стерпится-слюбится", но все равно, стерпевшееся никогда не может стать великим чувством, ради которого горы свернешь или жизнь опасности подвергнешь. Он твой муж, а она — твоя жена, то, с чем приходится мириться. Вам нужны дети? Пожалуйста. Но не больше. Но не лучше. Все это длится недолго, пока…

— Я… — начал Тутанхамон, — я люблю маму, так?

Анхесенпаамон кивнула, а он продолжал:

— А еще я люблю четырех сестренок, пятая умерла, а шестая пропала после смерти мужа, так?

— Но я, — надув губы от обиды, буркнула Анхесенпаамон, — я же твоя жена!

— Я люблю тебя, сестренка, — прошептал он.

Он любил… свою сестру, да-да, свою сводную сестру, дочь Нефертити и его отца, но жена Анхесенпаамон — вот что было совсем несуразным, не из этой жизни. Да, у жены родилось от него две дочери. Но в том-то и дело, что только родилось. Прошедшее — уже кануло в лету, ему никогда не стать настоящим и будущим. Их дети умерли от наследственных болезней, не прожив и десяти дней. И что же связывало Тутанхамона и Анхесенпаамон как мужа и жену? Так и напрашивалось это ужасное слово — "прошлое". Тяжелое, полное как радостей, так и трагедий прошлое. То, что было, ушло, и его уже никогда не возвратить.

— Я хочу жениться на девушке, которую люблю, сестренка, — тихо сказал он, — нет, ты не хуже её, ты в чем-то даже лучше. Ты просто другая, Анхесенпаамон.

— Но ты променял меня на нее, — в голосе девушки, кроме трагизма, ничего больше не ощущалось. — Как когда-то наш отец променял мою маму на твою.

— Ты не поняла, — покачал головой он, — нет никого лучше моей старшей сестры Анхесенпаамон, но я недавно осознал, что сестра может быть только сестрой.

В глазах у девушки было тотальное непонимание. Только что-то в ее груди успокаивало душу, говорило: "Так лучше, так надо…

Она разжала руки. Ей больше не хотелось обнимать его. И больше она не хотела говорить с ним о любви, о братьях и сестрах. Она отошла от Тутанхамона и резко сказала:

— Пообещай, что ноги убийцы не будет больше в нашем доме. А то он вчера приходил, о серьгах что-то вопрошал, а их я отдала как жертву Анубису…

Они стояли на проходе между двумя зданиями, накрытым гибкими ветвями дерева, обвитого цветущими вьюнами. Трость валялась на полу, но Тутанхамон и без нее уверенно стоял на ногах, сжав кулаки. Утренний, но такой горячий ветер шуршал складками их полупрозрачных, украшенных золотыми вышивками одежд. Длинный хвост Анхесенпаамон от этого ветра развевался так, что волосы хлестали ее по лицу. Они не желали подойти друг к другу, чтобы обняться. Казалось, между ними вырастала высокая невидимая стена. Тутанхамон потупил взгляд и поправил рукой сбившуюся набок чёлку, а потом резко поднял голову и уставился на супругу. Он поднял бровь от удивления. Анубис… это уже что-то новенькое:

— Какому еще Анубису?

— Богу Смерти, — удивленно сказала жена таким тоном, будто ее муж этого никогда не знал. — Иван Дурак начал уверять меня, что это не Бог, а ряженый убийца был. Откуда он все это знал.

— Иван, сестренка, человек учёный, он знает больше всех наших придворных мудрецов и с письменами кеметскими знаком. Не удивлюсь, если настоящий разбойник, присланный потревожить наш покой, стремится избавиться от чужестранца любыми средствами. А что тебе говорил Анубис?

— Да так, ничего особенного, — буркнула Анхесенпаамон и убежала. — Тебя это не касается.

Иван включил компьютер. Все равно, пока сестричка занимается попытками приготовить завтрак на раскаленном камне, делать нечего. А Машка-то явно старалась. Только результаты были неутешительные. Бесформенная пародия на глазунью из купленных за медный дебен яиц не вызываа никакого аппетита. Даже после того, как сестрица побрызгала получившийся завтрак остатками кетчупа, он не стал выглядеть лучше. Да и вкус, как попробовала Маша, в худшую сторону отличался от московских фабричных яичек: пометом воняет, а еще земля на зубах остается, тьфу.

Батареек оставалось всего-то на час работы. Правда, есть еще полностью заряженный компьютер Кирилла, на него в случае чего пересесть можно. Да и аккумулятор на всякий пожарный стоит под столом.

Ивану очень хотелось поболтать с консолью, представившейся ему богиней Бастет. Парень понял, что в командной строке поселилось неведомое существо, которое, невзирая на ограниченность языка команд, выкидывало Дураку подсказки. Давно он не пользовался помощью Бастет. Но наболело, и парень открыл черное окошко.

/hello — Bastet

*HI!!! =^_^=

/hint

*Help Irina Semenova =^_^= [35]

— Это я уже сто раз слышал, — буркнул программист.

Он немного подумал, а потом решил спросить про фараона и быстро нащелкал следующую команду:

/who — killed — Tutankhamen

*I don"t know =^_^=

/why

*I was away =^_^=

/think

*I"m console, I can"t think! =^_^= [36]

— Без пол-литра с такой консолью крыша поедет, несмотря на силу трения!