— Алистер, — поправил он.

— Мистер Карсингтон, — упрямо повторила она. — Подумайте сами: о браке не может быть и речи. В самое ближайшее время нам с вами придется сразиться и пустить в ход оружие. Вы — свое, я — свое. Этот… этот эпизод, как бы приятен он ни был… нет, он был просто великолепен… Я тоже люблю вас. Но не могу позволить чувствам взять верх над разумом.

Он коснулся губами ее лба. Она едва сдерживала слезы.

— Не верю, что эту проблему нельзя решить к обоюдному согласию, — проговорил он. — Мы даже не обсудили ее как следует.

— Есть единственный путь, по которому можно проложить канал вашего друга. Другого я не нашла. Его просто нет.

— Канал не обязательно прокладывать по прямой, вполне допустимы изгибы, — возразил он.

— Это делу не поможет, — заявила она. — Проезжая дорога, которую вы собираетесь проложить, все вокруг изменит. Я не могу этого допустить. Для человека постороннего Лонгледж подобен сотне других сельских уголков. Но мне представляется уникальным и драгоценным.

— Я понимаю, дорогая моя.

В его голосе она услышала столько нежности, что сердце замерло, к горлу подступил комок.

Она приложила кулачок к его груди и оттолкнула. На этот раз он ее отпустил.

Мирабель хотела встать, но он со вздохом сказал:

— Подожди.

Он подошел к умывальнику, наполнил водой тазик.

Некоторое время она наблюдала, как грациозно, несмотря на хромоту, он движется по комнате.

Он принес ей тазик и полотенце.

Она торопливо умылась, а он, нисколько не смущаясь своей наготы, собирал ее вещи.

Собрав их, он подошел к кровати и сел.

Она выудила из вороха вещей сорочку и панталоны, надела. Потом отыскала чулки и, сев рядом с ним, трясущимися пальцами натянула их.

Обретя наконец дар речи, Мирабель сказала:

— Я тоже вас понимаю. Я знаю, что вы лояльны и благородны…

— Ну, совратить тебя было не очень-то благородно, — проворчал он, положил рядом с ней остальную одежду, поднялся и натянул бриджи.

— Я просила — нет, я требовала, — чтобы меня совратили, — возразила Мирабель.

— Что за вздор!

Он взял ее подвязки, но не отдал ей, а, опустившись на колени, сам застегнул их и поцеловал родинку над ее коленом.

Поцелуй поколебал ее решимость. Ей потребовалась вся сила воли, чтобы притвориться равнодушной.

— Вы совершенно не виноваты, — произнесла она. — Я делала все, чтобы соблазнить вас. Воспользовалась тем, что вы больны, и пришла сюда. А теперь я была бы вам очень благодарна, если бы вы помогли мне надеть корсет и платье.

Он остановил на ней испытующий взгляд и долго не отводил его, потом выполнил ее просьбу.

С удивительной ловкостью он застегнул корсет.

Интересно, подумала Мирабель, скольких женщин — не считая тех семи-восьми, о которых она знала, — он одевал и раздевал, и ощутила при этом что-то вроде укола ревности, в чем ни за что не призналась бы даже самой себе.

Потом он помог ей надеть платье. На то, чтобы привести в порядок волосы, потребовалось больше времени, потому что шпильки были рассыпаны по всей комнате. Однако ей показалось, что этот процесс занял всего лишь мгновение.

Теперь не оставалось никаких причин задерживаться здесь, и она направилась к окну.

Он схватил ее за плечо и повернул лицом к себе.

— Мирабель, кроме канала, есть кое-какие вопросы, которые следует обсудить, — сказал он. — Если из-за меня на вашей репутации появится хоть малейшее пятнышко…

— Не беспокойтесь об этом, — заявила она, хотя не могла об этом не думать. Ее авторитет в общине зависел от уважения к ней соседей, а если до них дойдет хотя бы намек на ее сегодняшнее приключение, от ее авторитета не останется и следа. — Здесь не лондонский высший свет, — невозмутимым тоном продолжала она, — где репутация зависит от узкого круга своенравных матрон. Мои соседи не такие строгие судьи в вопросах нравственности. Чтобы заслужить их осуждение, я должна была совершить нечто такое, что карается смертной казнью через повешение. Признаться, подозрения в легком флирте с вами могло бы даже повысить доверие ко мне в обществе, и меня стали бы считать более интересной и смелой.

Выражение его лица стало напряженным. Он не сводил с нее глаз, продолжая держать ее руку.

— Но если отношение к вам изменится в худшую сторону, я сделаю то, что считаю правильным.

Она не сомневалась в его благородстве. Казалось, он родился в сверкающих рыцарских доспехах. Капризнице судьбе было угодно послать ей сэра Галаада, чтобы он, словно злой дракон, уничтожил все, что ей дорого.

Она радостно улыбнулась.

— Если соседи заподозрят, что я согрешила, то некоторое время будут развлекаться, наблюдать, не начинаю ли я толстеть, — сказала она. — Когда же наконец станет ясно, что героический сын лорда Харгейта не наградил меня внебрачным ребенком, их внимание переключится на другую сенсацию. Например, свинья Сорли сожрет настурции у миссис Ридлер. Или в ночь накануне ярмарки загадочным образом исчезнет один из призовых кабачков викария. Или экономка миссис Эрншоу увидит в кладовой привидение. — Она погладила его по щеке. — Мне пора.