Брэнди и другие крепкие напитки убрали, домовладелец замаскировал их рядами пустых бутылок. Он принес наверх остаток пустых бутылок, и Леония и мадам Анэ стали заполнять их разбавленным вином. Затем убрали лучшее стекло и фарфор и, в конце концов, лишние скамейки и столы. Кафе выглядело удобным и уютным.

— Это спасет Анэ от потерь, — подумал Роджер, перетаскивая стол из угла к двери, ведущей в подвал. Но самым важным было то, что румянец вернулся к Леонии, а затравленный взгляд исчез. С самого начала он стремился к этому и преуспел. Он поборол страх, когда ничего не оставалось делать, только ждать беды. Необходимо действовать, чтобы остановить панику.

Они были так заняты, что не услышали шума приближающейся толпы. Расправившись с двумя дюжинами людей, захваченных в мэрии, подстрекатели орали:

— К кармелиткам!

Там содержались монахи. Из святого, ранее безопасного места слабо доносился шум готовящейся резни. Толпу трудно было остановить.

— Мало! Мы заполним тюрьмы теми, кто убивает ваших жен и детей, пока вы воюете против врага, — кричали лидеры. — Назад в аббатство!

Большинство последовало за ними, но были и такие, кто хотел получить санкции собрания или не хотел, чтобы собрание было обесчещенным, как Парижская Коммуна. Они пересекли мост и Площадь Луи XV, депутаты возглавили их движение.

— Народ, — говорили собранию посланные коммуной комиссары, — хочет отворить двери тюрем.

Собрание не посмело удержать комиссаров, но стражам удалось удержать толпу. Небольшая группа ринулась по улицам у Саль де Менаж, распевая Марсельезу.

Мадам Анэ застыла:

— Они рядом! — Да! Мы готовы! — ответил Анэ.

Он не был трусом, а теперь, имея план действий, взял себя в руки. Роджер взглянул на Леонию, с ней все было в порядке. Она сдвинула шляпу и затемнила волосы маслом. Работая в подвале, они запачкали пылью и паутиной лицо и руки. Леония выглядела обычной служанкой, в ее глазах горел напряженный свет и спокойствие, как тогда, когда она сказала, стоя над трупом Маро: «Я убила его».

Дверь в подвал была закрыта. Они не могли замаскировать ее, но стол с кружками и бутылками был придвинут к ней, создавая впечатление, что дверь никуда не ведет и не используется. Шум криков разрастался. Анэ показался в дверном проеме, как бы любопытствуя. Он слышал, что толпу иногда удается повернуть. Мадам Анэ закричала, чтобы он вернулся, но он попросил ее не вмешиваться.

— Если мы дадим им бутылки с водой и не дадим войти, мы потеряем мало, а создадим впечатление, что мы друзья народа, — мрачно сказал он.

Это была великолепная идея, и все могло пройти гладко. Тем не менее, была и другая сторона. Те, кто считал себя друзьями черни, должны присоединиться к ней, подумал Роджер. Если их попросят сделать это, Анэ и его жена станут возражать, что они останутся в кафе, но для Роджера и Леонии опасней отказаться, чем пойти с ними. Через какое-то время они могут ускользнуть. Крики и пение приближались. Роджер поцеловал Леонию напоследок и предупредил о том, что может случиться.

— Что если нас разлучат? — спросила она со страхом. Роджер не подумал об этом. Он чуть не заставил ее спрятаться в комнате, но если толпа ворвется и найдет ее, она пострадает еще больше, чем от Маро. Вдруг Роджер вспомнил о длинном куске веревки за прилавком. Он схватил веревку и обмотал ее вокруг кисти Леонии, завязывая ее снова и снова и превращая в толстый жгут.

— Если нас потащат наружу, — сказал он, — я привяжу другой конец к своей руке. Веди себя как дурочка. Я что-нибудь придумаю.

Вдруг голос снаружи злобно сказал:

— Что вы там делаете? Вы что, не знаете, что все враги Франции должны быть зарезаны так же, как они убивают нас?

— Я здесь, чтобы служить друзьям Франции, — прокричал Анэ. — Жена, принеси выпить моему другу.

Дрожа, но с улыбкой на лице мадам Анэ вынесла самую дешевую из оловянных кружек, наполовину заполненную вином. Это было принято с восторгом. Никто не потребовал присоединиться к толпе, но сразу же другие руки требовательно потянулись вперед. Анэ стоял у двери, стараясь передавать напитки как можно быстрее и закрывая вход. Роджер надеялся, что они понесут небольшие потери — исчезновение запаса ординарных вин и дешевых кружек. Леония наполняла кружки в баре, а Роджер и мадам Анэ бегали туда-сюда и приносили их.

Однако скоро кружки закончились. Анэ протягивал бутылки с разбавленным вином. Чернь была в хорошем настроении, смеялась и пела, передавая бутылки друг другу, однако бутылки исчезали очень быстро, а после первого отказа настроение толпы могло легко измениться.

— Осталось не более дюжины бутылок, — шепнула мадам Анэ на ухо мужу, протягивая еще две.

Анэ видел, что новые люди заполняют улицу. Он надеялся, что это только часть основной толпы. В любом случае они должны двигаться дальше.

— Где враги Франции? — закричал он. — Вы освежились, а теперь идите и уничтожьте врагов Франции.

— Враги! Враги!

Призыв передавался из уст в уста. Они не напились, но вино воспламенило их.

— Мы выпили вина, — загремел голос. — А сейчас давайте пить кровь.

Началось легкое движение к углу проспекта, это приведет чернь назад в Саль де Менаж, где заседает собрание. Анэ повернулся, чтобы посмотреть на жену, протягивающую еще две бутылки. — Ты послужил нам! — кричал другой голос. — А сейчас иди и послужи Франции.