Софи показалось, что она сейчас умрет. Она вцепилась в локоть Эдварда.

— Мадемуазель О'Нил! — с заметным акцентом начал Жак Дюран-Ру. — Вы по-настоящему талантливы…

Софи казалось, что она не удержится и разрыдается прямо сейчас, здесь, потому что дальше он скажет: «Но…» Однако торговец сказал другое:

— Я могу покупать только то, что рассчитываю продать. Как специалист скажу, что все ваши работы интересны. И я уверен, что наша галерея могла бы приобрести «Портрет Джейка О'Нила» и «Лизу».

Софи кивнула. Что ж, по крайней мере ему понравились эти два портрета, которые она писала с такой любовью. Софи твердила себе, что она совсем не собирается плакать, во всяком случае, на глазах у этого человека.

— И это все? — недоверчиво спросил Эдвард.

— Сцена у большого дома великолепна, и я ею искренне восхищен, но мои клиенты не покупают даже жанровых картин Милле, так что вряд ли их заинтересует работа мадемуазель. Очень жаль, но я не могу ее купить.

Софи тяжело сглотнула.

— А как насчет натюрморта с цветами? — поинтересовался Эдвард. — Это же просто фантастика!

— Согласен. Но мне его никогда не продать.

Софи нервно заморгала.

— Но вам он нравится? — настаивал Эдвард.

— Мне он очень нравится. Он необычен. Это сильная работа. Она напоминает мне Сезанна. Вы о нем слышали? Мы очень редко покупаем его картины. Их очень трудно, почти невозможно продать. Вообще говоря, натюрморты всегда тяжело продаются.

Желание расплакаться вдруг исчезло. Софи едва верила своим ушам.

— Я видела работу Сезанна, — негромко сказала она. — Всего однажды. Он очень, очень хорош!

— И вы тоже, — улыбаясь, сказал Жак. — Вы не должны впадать в уныние, мадемуазель. Возможно, вас утешит то, что Сезанна плохо покупают. А я бы хотел приобрести еще и портрет месье Деланца.

Софи на мгновение замерла, потом ее сердце подпрыгнуло и бешено застучало.

— Вы хотите?..

— Я не уверен, что смогу быстро его продать. Но у меня есть несколько постоянных покупателей, которых он, вполне возможно, заинтересует. Совершенно ясно, мадемуазель, что ваша сильная сторона — портретная живопись. Эта работа просто безупречна. Она поражает. Так что я ее покупаю, уж слишком она нравится мне самому.

Отчаяние Софи превратилось в безудержный восторг.

— Эдвард! Он возьмет твой портрет!

— Я слышал, — усмехнулся Эдвард.

— Видите ли, — весело сказал Жак, — я деловой человек. И для меня, поверьте, довольно необычно покупать так много работ неизвестной художницы. — Его карие глаза тепло смотрели на Софи.

— Вот как? — пискнула девушка.

— Oui, vraiment [3] . Если я говорю, что вы талантливы, и при этом покупаю сразу три ваши работы, то вы должны понимать — я отвечаю за каждое свое слово.

Софи подумала, что хорошо бы уцепиться за что-нибудь, чтобы не взлететь под потолок, подобно воздушному шарику. И она ухватилась за руку Эдварда.

— Я как раз начала новую работу, месье.

— Если мне удастся продать то, что я покупаю сейчас, то наша галерея приобретет и другие ваши работы, — сказал Жак, и Софи просияла. — Но позвольте вам дать совет… Если вы хотите продавать свои картины, мадемуазель, не пишите натюрмортов и жанровых сцен, просто потому, что на них очень трудно найти покупателя. Занимайтесь портретной живописью.

Софи восторженно кивнула:

— Новая работа будет в том же стиле, что и «Джентльмен в Ньюпорте».

— Отлично, — кивнул Жак. — А теперь — к делу?

Софи затаила дыхание, когда Жак достал из внутреннего кармана бумажник и вынул оттуда пачку банкнот.

— Я готов предложить вам двести долларов, — сказал он. — За три портрета.

— Двести долларов! — эхом повторила Софи. Конечно, это немного, но ведь Софи вообще не верила, что ей когда-либо удастся продать хоть одну из своих работ, и она была до дрожи взволнована предстоящей сделкой.

Но Эдвард шагнул вперед, не позволив Софи взять деньги.

— Извините, — вмешался он, сухо улыбаясь, — но двести долларов — это совершенно неприемлемо.

— Эдвард! — испугалась Софи. Жак вскинул голову:

— Вы представитель мадемуазель О'Нил, месье?

— Разумеется. По сто долларов за маленькие портреты и тысяча за мой.

Софи задохнулась.

— По пятьдесят за маленькие портреты, триста за ваш, — не моргнув глазом ответил Жак.

— По семьдесят пять за маленькие, пятьсот за мой.