Вернувшись к себе в комнату, он быстро разделся и юркнул в теплую уютную кровать. И тут же почувствовал запах Люсинды, совсем недавно лежавшей рядом…

На сей раз Люсинда спустилась вниз чуть раньше отца, поэтому успела быстро позавтракать и проскользнуть в сад к клумбе с розами. В значительной мере это объяснялось тем, что она фактически не спала ночь. Об этом Люсинда не хотела говорить ни отцу, ни кому-либо еще. Об этом, а тем более о причинах своей бессонницы.

Люсинда и раньше получала предложения как о законном замужестве, так и о греховном сожительстве и решительно отклонила те и другие, как по причине полного равнодушия к браку вообще, так и к тем, кто такие предложения делал. Однако Роберт ее заинтересовал, даже еще более – заинтриговал.

Вспоминая сильное, красивое тело Роберта в своей постели, ощущая проникновение его возбужденной плоти, она почувствовала, как кровь начинает закипать в ее жилах, а колени подгибаться. И тут она невольно подумала о резко враждебном отношении к Роберту ее отца.

Генерал как-то уже сказал ей, что кто бы ни похитил секретные бумаги из Хорсгардза, этот человек – отъявленный негодяй, подлец и мерзавец, а значит, именно таким выглядел Роберт Карроуэй в глазах общества, которое возлагало на него всю вину за кражу. Правда, сама Люсинда отнюдь не разделяла подобного мнения, и все же независимо от того, простил Роберт ей предательство или нет, она потеряла его доверие и позволила мерзким слухам распространиться по городу. Одновременно стало известно, что Карроуэй попал в Шато-Паньон, и, разумеется, все тут же связали этот факт с похищением секретных документов. Так предательство Роберта, по мнению очень многих, стало очевидным.

Возможно, Роберт мог бы опровергнуть самые худшие из слухов признанием о том, сколько страданий пришлось ему перенести в тюрьме и как получилось, что именно его все-таки выпустили, а остальных расстреляли. Но он опасался, что правда окажется для него не менее губительной, чем ложь. Конечно, обстоятельства, в которых оказался Роберт, были экстремальными, но аристократическое общество британской столицы не смогло этого понять. Гораздо легче было обвинить Карроуэя в измене. В светских гостиных твердили только одно: как мог английский солдат, выросший в благородном, знатном семействе, попытаться покончить с собой, вместо того чтобы воевать против Наполеона?

Хотя Люсинда рассказала отцу о том, что пришлось пережить Роберту в Шато-Паньон, генерал никогда не предал бы дочь, если бы речь не шла о безопасности страны. Последнее было для Баррета очень важно. Конечно, он поделился с кем-то в Хорсгардзе теми сведениями, которые стали ему известны. Он и не мог поступить иначе, поскольку считал это своим долгом.

Стоя в задумчивости около клумбы роз, Люсинда не заметила, как Баррет вышел из дома и остановился у нее за спиной.

– Проклятие! – проговорила она, отвечая на свои горькие мысли.

– Надеюсь, ты не укололась? – озабоченно спросил генерал.

Люсинда обернулась.

– Я? – растерянно переспросила она. – Нет… Просто этот проклятый бриз высушил лепестки роз, вот и все! А почему ты решил, что я укололась?

– Во-первых, потому что ты вслух выругалась, чего я раньше никогда за тобой не замечал. А потом, ты выглядишь очень усталой.

– Я плохо спала этой ночью.

– Из-за Карроуэев, не так ли? И из-за Джорджианы. Кстати, сегодня мы снова встретимся с Джеффри и постараемся составить более полный список лиц в Лондоне, симпатизирующих Бонапарту. Ты, как всегда, будешь вести протокол. Кстати, надо будет занести в него и тот факт, что Роберт Карроуэй был взят в плен. Это может помочь…

Люсинда резко повернулась и посмотрела в глаза отцу:

– Но ты даже толком не знаешь, кто попал в плен, а уже на основании непроверенной информации и только потому, что Роберт был в плену, готов обвинить его во всех смертных грехах, вплоть до государственной измены!

– Согласись, что пока я ничего подобного не сделал…

– Но я никому не сказала того, в чем призналась тебе! Никому! Ты же все рассказал кому-то из своих людей. Ты полностью доверяешь этому человеку?

Генерал медленно опустился на каменную скамейку, стоявшую за его спиной.

– Вот оно что. Ты хочешь обвинить меня в предательстве, которое сама же и совершила!

– Н-нет! Не знаю… Может быть, и так! Но я верила, что если на свете и существует благородный человек, которому можно смело доверить любую тайну, то этот человек – ты! Как я ошиблась! Если бы ты только видел, как он разозлился…

«И каким выглядел одиноким, покинутым…» – подумала она про себя.

Люсинда почувствовала, как крупная слеза скатилась по ее щеке, и машинально смахнула ее тыльной стороной ладони.

– Поверь, дорогая, это расследование нужно произвести очень скрупулезно и до конца. Если окажется, что Роберт Карроуэй невиновен, ты можешь извиниться перед ним или же сказать ему и Джорджиане, что плохо себя чувствовала, а потому и не была на празднике фейерверков в Воксхолле. Если же он виновен, то тебе не надо будет ничего объяснять.

– Он невиновен, папа, и не надо на него зря наговаривать!

– А вот я в этом не уверен. Хотя, конечно, ты лучше знаешь этого человека. Кстати, кто в полку был его командиром?