Роберт вздохнул, выдвинул ящик стола, вытащил листок бумаги и, написав на нем несколько строк, положил листок на кровать. Это была краткая информация о том, куда и когда он намеревался направиться сегодня. Теперь домочадцы по крайней мере уже не станут беспокоиться.

В дверь постучали.

– Войдите! – не без раздражения в голосе откликнулся Роберт.

В комнату вошел Шоу и сразу же накинулся на брата:

– Черт побери, может быть, ты объяснишь наконец свое поведение?

– Ты чем-то недоволен?

– Неужели ты считаешь, что танцы на балу с Люсиндой помогут тебе выглядеть невиновным? Этим ты добился лишь того, что скомпрометировал ее! Сколько раз мы предупреждали тебя…

– Я оставил вам всем записку о своих планах на сегодня, – спокойно ответил Роберт. – А что касается Люсинды, то она сама захотела пройтись со мной в туре вальса. Кстати, я попросил бы тебя говорить потише – стены здесь тонкие, и ты можешь разбудить Эдварда.

Шоу взял записку, пробежал ее глазами и швырнул назад на кровать.

– Собрался в Хорсгардз? Ну нет, уж туда ты точно не пойдешь!

– Почему же?

– Потому что это чистое безумие!

– Просто я хочу узнать, кого еще там подозревают в сочувствии Бонапарту и поддержке его возвращения в Париж, а заодно посмотреть, насколько легко преступник смог пробраться в этот штаб.

– И ты надеешься узнать все это там, где только и думают, как бы тебя изобличить? Да сам приход туда и расспросы укрепят подозрения в твоей виновности и станут подтверждением справедливости широко распространившихся по городу слухов! Неужели ты этого не понимаешь?

– Но я же не могу ничего делать, сидя здесь! – в отчаянии воскликнул Роберт. – И потом, как ты думаешь, Шоу, кого все они ищут? Да никого! А почему? Потому что они уже решили обвинить во всех смертных грехах некоего Роберта Карроуэя! Они бросят меня в тюрьму и на том успокоятся, потому что кругом все будут считать, будто преступник найден и наказан – именно благодаря их героическим усилиям! И ты хочешь, чтобы я спокойно ждал этого? Ну уж нет! Я намерен бороться и прошу по крайней мере мне не мешать. Это исключительно моя проблема, и только мне под силу ее решить!

– Это не только твоя проблема, Роберт! Ты сам сказал, что речь идет о слухах и сплетнях, а значит, касается всей нашей семьи. Так что предоставь право самой конной гвардии заняться тем и другим, а сам оставайся дома и наблюдай со стороны.

– Не могу, Шоу.

– Почему, черт побери?

– Потому что я уже и так потерял слишком много времени. Надо было с самого начала заняться этими делами, а не прятаться, и тогда все давно бы уже уладилось!

Брэдшоу присел на край кровати и с укором посмотрел на брата:

– За весь год ты сказал нам только несколько слов, из которых и сейчас мало что можно понять. Мы посчитали, что ты не желаешь нашей помощи, рассчитывая справиться самостоятельно, и не винили тебя за это.

– Что ж, спасибо! – Роберт судорожно глотнул.

– Подожди! – не унимался Шоу. – Должен сказать прямо: я не намерен позволять тебе впредь подвергать себя риску в угоду каким-то мерзким слухам и оговорам! Пойми, что если ты пойдешь в штаб, то там этот приход будет однозначно воспринят как подтверждение справедливости всего того, о чем болтают сейчас в городе!

С доводами Шоу трудно было не согласиться. Тем не менее Роберту претила сама мысль о том, что кто-то другой решает его судьбу, пока сам он сидит в бездействии дома. Может быть, в недавнем прошлом он бы и не переживал так, но теперь… Теперь в его душе вновь затеплилась надежда…

Роберт поднял голову, посмотрел в глаза Брэдшоу и с горечью произнес:

– Единственное, что у меня осталось, так это доброе имя!

– У тебя еще осталась жизнь! – покачал головой Шоу.

Тяжело вздохнув, Роберт откинулся на гору лежавших у изголовья подушек и тихо произнес:

– Видишь ли, в Шато-Паньон я понял, что существует огромная разница между понятиями «существовать» и «жить». А еще за последние несколько недель я пришел к выводу, что когда дышу, смотрю, хожу, то не живу, а существую. И что это уже продолжается слишком долго.

– И что же изменилось потом?

– Шоу, прошу меня не перебивать!

– Не буду. Просто ты никогда не говорил со мной на подобные темы.

– Положим. Но сейчас я открою тебе один свой очень важный секрет. Во мне действительно произошла радикальная перемена!