Поставить палатки — еще одна проблема. В первую ночь погонщики помогли им установить шесты и натянуть веревки, но прошлой ночью женщинам пришлось делать все самим. Поскольку Уинни была больна и не могла помочь Джейн, Перрин пришла ей на помощь, а Хильда помогала Коре Троп — та делила палатку с Августой Бойд. Насколько знала Перрин, Августа не утруждала себя приготовлением пищи, управлением фургоном и вообще избегала какого-либо физического труда.

Мысль об Августе Бойд и о том, как та ее ненавидит, вызвала боль в желудке. Выбросив ее из головы, Перрин обратилась мыслями к Коуди Сноу. В памяти всплыло его привлекательное, с резкими чертами лицо — одна бровь насмешливо приподнята словно в насмешке.

Она не могла понять, к чему клонит Коуди. В пути они уже встречались дважды, и он относился к Перрин с неизменной вежливостью, но, казалось, отгородился от нее невидимой стеной. Сначала она говорила себе, что он всецело поглощен теми мелочами, которые постоянно возникают в дороге. Но ей не давала покоя мысль, что он, небось, наслышался всяких сплетен о ней.

Ну и ладно, ей все равно. Она выпрямилась и стала смотреть на падающий снег. Коуди Сноу и его синие-синие глаза ничего для нее не значат. Они с Коуди начали и закончат это ужасное путешествие как незнакомые люди. Так и должно быть. И именно этого-то и хотела Перрин. Очевидно, и Коуди хотел того же.

Она не понимала, почему ей вдруг стало так грустно.

Бути Гловер наклонилась над костром и протянула руки к огню, который Мем наконец-то удалось разжечь.

— У меня до сих пор голова кружится… Я замерзла! Клянусь, Мем, мне за всю жизнь не было так худо!

Мем замерла. Снежинки падали в тесто под ее руками. Ей было неудобно в перчатках, но она снова их натянула, когда пальцы посинели от холода. Мем криво усмехнулась: какая замечательная история для ее дорожного дневника — приготовление пищи в перчатках!

— Не стой слишком близко к огню, — сказала Мем и посмотрела на Бути отсутствующим взглядом. — Береги свой подол!

— Нельзя ли разжечь костер побольше? У других костры куда лучше нашего.

Мем, едва сдержавшись, поджала губы.

— Если ты поищешь еще сучьев, тогда и у нас будет костер побольше, — сказала она наконец.

Бути растерянно посмотрела на вьюжную тьму:

— Там черным-черно и все покрыто мокрым снегом. Возможно, вокруг рыщут дикие звери.

— Тогда прекрати жаловаться.

— Не нужно сердиться. — Бути повернулась к Меи; ее глаза наполнились слезами обиды. — Я ведь не жалуюсь. Я просто говорю то, что есть. На самом деле холодает. И возможно, действительно вокруг рыщут дикие звери. — Спустя минуту она со вздохом добавила: — И наш костер и вправду меньше, чем у других.

Мем скатала шарики из теста и выложила их ровными рядами на сковородку с длинной ручкой. По крайней мере у Бути нашлась еще одна причина для жалоб, кроме дорожной лихорадки, ее любимой темы во время путешествия. Она забывала о своих болезненных ощущениях лишь тогда, когда они проезжали мимо могил.

Вид могильных холмиков вызвал у Бути горестные воспоминания о смерти их матери. Потом она начала вспоминать две свои неудачные беременности и горечь после потери ребеночка, который умер при родах. Следующий островок заснеженных могил стал причиной рыданий по поводу смерти их отца и Роберта, мужа Бути.

Мем поправила шарф, обмотанный вокруг шеи, убрала локон ярко-рыжих волос, выбившийся из-под шляпки, и нарезала ветчину на другую сковороду. Она продолжала молчаливый диалог с самой собой.

Мем говорила себе, что не менее глубоко печалится об их общих потерях, но полагает, что подобные мысли вызывают депрессию. Она избегала разговоров о смерти тех, кого любила, избегала не потому, что была холодна, как ошибочно полагала Бути, а потому, что боль была слишком сильна; Мем же предпочитала смотреть вперед, а не оглядываться назад. Когда она все же мысленно возвращалась в прошлое, то старалась выбирать счастливые, веселые моменты, а не предаваться печали и не горевать о потерях. Оторвав взгляд от сковороды, Мем наблюдала за Бути, которая наклонилась над костром; она подумала о том, как шокирована была бы ее сестра, знай она, как ярко горит в ней внутренний огонь надежды.

Бути пододвинула один из складных стульев, которые Мем вытащила из задка фургона, поближе к костру. Она прижала руку к животу и застонала.

— У меня такое чувство, словно я все еще еду. И мне очень холодно. Мы плохо пообедали, и чем дальше, тем ужаснее становится наше путешествие. Зачем мы только согласились отправиться на Запад?

Мем поставила сковородки на огонь и пытливо за-. глянула в лицо сестры, освещенное пламенем костра. Бути была самой хорошенькой из сестер, самой любимой, ее всегда окружали поклонники, и она удачно вышла замуж. Роберт Гловер был очарован трепетной беспомощностью Бути — она во всем полагалась на него и подчинялась ему. На взгляд Мем, Роберт никогда не замечал, что Бути зависела не только от него, она подчинялась любому, кому случалось оказаться рядом. И конечно же, рядом всегда кто-нибудь оказывался, чтобы смягчить ошибки Бути или ее бестактные замечания.