– И тебя жалеть я не собираюсь. Для тебя эти четыре миллиона – ерунда. Ты теперь очень богатый мальчик. Очень. И ты не о гибели отца думаешь, тебе на него было наплевать еще при жизни. Ты о своем будущем думаешь. О богатом, независимом будущем. Так почему я не могу подумать о своем будущем? Ты ведь все равно эти деньги, считай, потерял. Они к тебе все равно не вернутся. Не так?

Леонид Липский молчал.

Гринчук прошелся по комнате. Было видно, как он заталкивает свою злость вовнутрь себя. И было видно, что он очень не доволен тем, что сорвался.

– Запомни, засранец, – сказал Гринчук ужу почти спокойным голосом. – То, что я сказал тебе – я сказал только тебе. Если об этом узнает кто-то другой – пеняй на себя.

– Угрожаешь?

– А ты как думал? – усмехнулся недобро Гринчук. – Я именно угрожаю.

– И что ты мне сделаешь? – спросил Липский.

– А я тебя подставлю. Могу даже сказать как именно. Мне нужно будет просто найти ерундовину, из которой будет следовать, что ты принял участие в подготовке убийства. А?

Липский побледнел, его руки сжались в кулаки.

– Не нужно на меня так смотреть, – засмеялся Гринчук. – Ты подумай, что с тобой может произойти, если я, скажем, найду где-нибудь бумажку с твоим номером телефона. Вот те три урода, которые тебя отбили у похитителей. Они ведь могли на завод приехать не случайно. Их туда мог кто-то вызвать. А почему не ты? Договорился с похитителями, пообещал им бабки. А когда они все для тебя сделали, убрав, кстати, и Романа, ты вызвал мальчиков Мехтиева, и они подчистили еще раз. Они даже могли и не знать, кто их нанял. Думаешь, я не смогу слепить чего-нибудь правдоподобного?

Ленид стоял, закрыв лицо руками.

– Ты меня понял? – спросил Гринчук.

– Понял, – ответил Липский.

– Так ты подумай, где эти ребята могли спрятать деньги. И заодно прикинь, для следствия, кто мог угрожать твоей матери. Договорились?

Леонид кивнул.

– Вот и хорошо. Я пойду пообщаюсь с твоей мамой, а ты тут собирайся. И не делай глупостей.

Гринчук вышел в коридор.

Сержантов возле палаты уже не было. Был только Михаил, который внимательно посмотрел на Гринчука.

– Что уставился? – спросил подполковник.

– Тяжелый разговор был?

– А ты как думаешь?

– К чему-то пришли?

– Он подумает и вспомнит. Все вспомнит. Не сегодня, так завтра.

– Юрий Иванович, – окликнула со стороны лестницы Гринчука Надежда Юрьевна. – Можно вас на минуту.

– Иду, – сказал Гринчук.

Он выглядел очень усталым. На скулах проступили красные пятна.

Но с Сомовой он заговорил спокойно:

– Все решили с врачом?

– Да, – кивнула Сомова. – Он уже подготовил все бумаги. Я, собственно, хотела поговорить с вами.

– Не нужно так волноваться, – сказал Гринчук. – все будет нормально.

– А я и не волнуюсь, – ответила Сомова.

– Ну да, а грудь вон как волнуется. У вас очень выразительная грудь.

– Оставьте свои пошлости для девок на улице, – холодно сказала Сомова.

– Для девок так для девок. Только грудь действительно сильно волнуется и местами напряглась, – усмехнулся Гринчук.

– Послушайте, я сделала все, как просил ваш человек. Я придумала эти звонки с угрозами. Я приехала сюда, и вынуждена буду общаться с сыном, который меня ненавидит…

– Можно подумать, вы его любите…

– Тем более, – Сомова открыла свою сумочку, извлекла пачку сигарет и зажигалку.

Сунула сигарету в ярко накрашенный рот.

– Не стоит, – сказал Гринчук. – Это больница – здесь не курят.

Сомова выругалась шепотом, но очень энергично.

– Куда там девкам на улице, – снова улыбнулся Гринчук.

Красные пятна уже сошли с лица. Он уже совсем успокоился.

– Я написала заявление, была у ментовских начальников, согласилась отвезти Леонида в этот странный Центр… Я все сделала, как вы просили.

– И…

– Мне кажется, что вы несколько неверно делите деньги, – сказала Сомова.

– Можно чуть громче? Людям в палатах не слышно.

– Вы мне предложили пятьсот тысяч, – понизив голос до шепота, сказала Сомова. – но я считаю, что этого мало.

– Мало? – восхитился Гринчук. – Одна моя знакомая сказала, что за пятьсот тысяч она сделает все, что угодно.

– Меня мало волнует, что могут делать ваши дешевки. Я полагаю, что могла бы рассчитывать на половину…

По лестнице спустился врач: