– Я… э…

Отец подался вперед:

– Или ты ухаживаешь за какой-нибудь молодой леди?

Лукас напрягся. Проклятие! Сейчас отец заговорит о том, что пора возвращаться в лоно семьи и подумать о продолжении рода. Старая песня.

– Нет, конечно.

– Вот как, – задумчиво протянул Ти-Эл, пристально глядя на сына. – Насколько я понимаю, в Калифорнии есть красотки.

Лукас скрипнул зубами, слегка улыбнулся и, как это принято у джентльменов, сделал вид, будто отказывается обсуждать некую леди.

– Хорошо еще, что ты не увиваешься за какой-нибудь красоткой низкого происхождения.

Лукас с трудом сдержался, чтобы не плеснуть коньяком в лицо отца, который таким образом отмел всех женщин Калифорнии, включая дочерей и сестер всех его друзей. Единственным, что было в старике еще более предсказуемым, чем его требования, оставался его снобизм и абсолютная уверенность в том, что очень небольшое число семейств рождает таких дочерей, которые заслуживали бы включения в семейное древо Грейнджеров.

Благо отец не стал развивать эту тему, и гнев Лукаса поостыл.

– Наше уилмингтонское отделение только что приобрело очень хороший банк. Возможно, ты о нем слышал: банк Толлмейджа.

Лукас с трудом скрыл свое удивление, не желая показывать старику, что эта тема его заинтересовала.

– Вот как? Он должен стоить не меньше полумиллиона.

– Около миллиона.

Отец поднял рюмку и только что не замурлыкал, глотнув прекрасного коньяка.

Лукас чуть пригубил рюмку, настороженно обдумывая начало партии.

– А почему старый Толлмейдж решил продать свой банк?

– Он списал своего зятя, как плохую инвестицию, и решил, что один из моих парней будет более надежной ставкой.

У Лукаса волосы встали дыбом. Представители семейства Толлмейдж, которое приехало в Уилмингтон всего два поколения назад, лишь изредка попадали в список гостей, когда его мать устраивала приемы. Они не заслуживали допуска к семейному обеденному столу, не говоря уже о семейной Библий.

– И что на это сказала маменька?

– Она подарила мне пару гнедых в благодарность за то, что я нашел эту девицу.

Лукас выгнул бровь и стал ждать продолжения. Внутри у него все похолодело. Если маменька довольна, то вовсе не потому, что Лукасу это будет приятно.

– Мисс Толлмейдж станет идеальной невесткой! – заявил отец. – У меня многие годы ушли на поиск такой, как она. Юная, богатая, девственница. А имя какое! Марта!

Это имя вызвало у Лукаса волну застарелой, тошнотворной вины. Наконец он справился с собой и увидел торжество, отразившееся на лице отца.

– Нет!

Он скорее умрет, чем допустит, чтобы в его собственном доме ежедневно произносилось имя «Марта». Долгие годы мать швыряла ему это имя в лицо.

Старик секунду смотрел на Лукаса, как аукционер, изучающий необъезженного коня.

Лукас моментально надел маску непроницаемости. Пальцы стиснули хрупкую ножку рюмки. Длинное узкое лезвие кинжала плотно прилегало к его предплечью, карманный флотский «кольт» висел на бедре. Если бы он не надел шикарный костюм, то утешался бы сейчас ощущением более тяжелых армейских «кольтов». Старик продолжал наблюдать за ним.

– Миллион долларов, Лукас, – тихо проворковал Ти-Эл. – Подумай хорошенько!

Лукас ни о чем не хотел думать. Эти деньги не награда, а, скорее, отравленная приманка. Он сделал еще один маленький глоток, поставил рюмку на стол и отодвинул подальше. Он не станет говорить… он не может даже думать… о Марте.

– Мой брат Том, – осторожно напомнил он отцу, – женат, имеет четырех детей и ждет рождения пятого.

Сладчайший Иисусе, неужели старик имел в виду Тома?

– И наверное, родятся только девчонки. Кто-то должен произвести на свет сыновей, чтобы продолжить род Грейнджеров, ты единственный, кто может это сделать! – бросил отец.

– Черта с два!

Лукас вскочил с кресла, то сжимая, то разжимая кулаки.

Мгновение спустя Ти-Эл тоже поднялся на ноги и заговорил еще более ласково, предлагая то, что, видимо, считал убедительными доводами:

– Банк Толлмейджа имеет превосходные связи на Западе: в Сент-Луисе, Денвере и даже в Сан-Франциско.

Лукас сделал глубокий вдох и попытался успокоиться. Ему понадобится максимум открытого и тайного влияния, чтобы выяснить, почему Рейчел Дэвис оказалась в Чикаго с Коллинзами, а не осталась в Бостоне, где был ее дом. Он не мог позволить себе разорвать отношения с семейством Грейнджер, несмотря на то, что отец совершенно не считался с ним.